Белгравия - Джулиан Феллоуз

– Прекрасно помню, – кивнул Джон. Он застегнул рубашку и, глянув на себя в зеркало, пригладил волосы. – Слушай, а сколько ей было лет, когда родился Чарльз? Сорок один?

Сьюзен, недоумевая, уставилась на любовника. На что это он намекает?

– Не говори ерунду, – покачала она головой.

– Почему они вдруг оказались на званом вечере в ее доме? С какой стати леди Брокенхёрст вдруг приглашать Тренчардов? Это ведь люди совершенно иного круга. Так что все сходится.

– Даже слушать не желаю подобную чушь!

Сьюзен вылезла из постели и пошла собирать свое белье, разбросанное по полу.

Но Джон уже начал обдумывать эту идею, и она нравилась ему все больше.

– А почему это так уж невозможно? Это бы все объясняло. В том числе почему твой свекор соблюдает такую секретность.

Сьюзен подошла к любовнику, чтобы тот помог ей справиться с корсетом, и терпеливо стояла, пока он застегивал крючки. Она попыталась вразумить Белласиса:

– Двадцать пять, вернее, двадцать шесть лет тому назад графиня Брокенхёрст, должно быть, была одной из самых роскошных женщин в Англии: дочь герцога, сестра герцогини, дама в расцвете сил и на вершине общества. Джеймс Тренчард, напротив, служил интендантом в армии герцога Веллингтона в Брюсселе. Интендантом! Толстый, приземистый мужчина с лицом мясника, человек плебейского происхождения, да к тому же в те дни у него еще не было приличных денег. Во всяком случае, его тогдашнее состояние было несравнимо с богатствами, которые он обрел позднее. Да с его внешностью, чтобы затащить в постель леди Брокенхёрст, он должен был быть как минимум царем России.

Джона эти рассуждения не убедили.

– Но, держу пари, он даже тогда был пробивным, стремился воспользоваться любой возможностью, которая перед ним открывалась, стремился завоевать положение в обществе. Поэтому неудивительно, что его привлекла моя дражайшая тетушка.

Сьюзен уже надела платье и повернулась к любовнику спиной, чтобы он застегнул ей пуговицы.

– Нельзя так, Джон. Опасно говорить такие слова.

– Возможно, и опасно. Но это не значит, что они неверны. Ладно, может, у тебя есть более убедительное объяснение? Ты можешь предложить иную гипотезу, в которую вписывались бы все обстоятельства, вплоть до последней мелочи?

Сьюзен молча смотрела, как Джон натягивает ботинки. Выпрямившись, он взял плащ. Можно было идти.

Анна сидела за завтраком и ела яичницу-болтунью. Они с Джеймсом полночи не ложились, пытаясь понять, что будут делать, когда леди Брокенхёрст признает Чарльза. Но в конце концов Анна была вынуждена согласиться с тем, что муж прав. Они потеряют Чарльза в ту самую секунду, когда графиня введет его в свою семью. Если они хотят защитить память Софии, то не смогут объяснить внуку, кто они такие и как с ним связаны. Придется довольствоваться тем, что Джеймс вложил деньги в дело Чарльза и стал его благодетелем. Через это и надо поддерживать отношения. Хотя вести себя даже в этом случае придется осторожно, чтобы никто не заподозрил правды.

– Еще один тост, мадам? – наклонился к Анне Тёртон.

– Я больше не хочу, благодарю вас, но, может быть, для миссис Оливер.

Дворецкий кивнул и ушел распорядиться. Тёртон разделял мнение Джеймса, что для замужней женщины несколько эксцентрично спускаться вниз ради завтрака. И Джеймс, и Тёртон предпочли бы, чтобы обе дамы завтракали у себя в спальне, как все остальные женщины их круга, но Анне эта традиция казалась признаком изнеженности, и она наотрез отказывалась ей следовать. Джеймс давно уже понял, что переубедить супругу не удастся. Сегодня она сидела, гоняя вилкой по тарелке куски яичницы, не в силах ничего проглотить. То, что должно было произойти, казалось Анне мучительно несправедливым, но, с другой стороны, не сама ли она навлекла на себя эту беду? Разве они с Джеймсом не отдали ребенка на воспитание, желая сохранить все в тайне? А кто пошел и все рассказал леди Брокенхёрст? Опять же, она сама! Анна вновь спросила себя, как спрашивала уже бессчетное количество раз: можно ли было сделать что-то еще, чтобы спасти Софию? Почему ее славная девочка умерла? А если бы они остались в Лондоне, а не положились на сельского врача? Она не знала, на кого гневаться: на Бога или на себя.

Анна была настолько поглощена этими невеселыми размышлениями, что едва заметила, как в столовую вошла Сьюзен.

– Доброе утро, мама!

Анна подняла голову и кивнула:

– Доброе утро, моя дорогая!

На невестке было очаровательное домашнее платье серого цвета. Спир, должно быть, добрых полчаса трудилась над волосами госпожи, подколов их сзади и оставив у лица два тугих локона, красиво контрастирующих с прямым пробором.

– У тебя очень хорошо лежат волосы.

– Благодарю, – ответила Сьюзен. Она немного постояла у огня, на котором подогревались блюда, потом повернулась и пошла на свое место за столом. – Тёртон, – сказала она, когда дворецкий вновь появился в столовой, – мне, пожалуйста, только тост и чашку кофе.

– Тост уже готовится, мэм.

– Спасибо. – Она глянула на свекровь, широко улыбнувшись.

Анна улыбнулась ей в ответ:

– Много дел запланировано на сегодня?

– Очень, – кивнула Сьюзен. – Сперва магазины, потом примерка и обед с приятельницей.

Тон ее был таким же радостным, как и улыбка, хотя на самом деле молодой женщине было не слишком весело. Скорее уж, наоборот. Но Сьюзен была хорошей актрисой и знала, что пока она не примет определенного решения, нельзя ни единым движением выдать, что ее тревожит.

– А где Оливер?

– Катается верхом. Хотел опробовать свою новую лошадь. Уехал еще на рассвете, так что груму пришлось нелегко. Оливер решил похвастаться ею в парке, – прибавила Сьюзен и кивнула Тёртону, который принес тарелку с горячими тостами. – Спасибо. – Затем отломила кусочек, но есть не стала, а лишь молча вертела поджаренный хлеб в руках.

Анна пристально следила за невесткой.

– Тебя что-то гнетет, моя дорогая. Я могу чем-нибудь помочь?

– Вряд ли, – игриво тряхнула головой Сьюзен. – Не думаю. Ничего такого. Просто перебираю в уме, что надо сегодня сделать. И портниха меня тревожит. На прошлой примерке юбка совсем плохо сидела, молюсь, чтобы на этот раз все было сделано как следует.

– Ну, если тебя беспокоит только это, тогда и впрямь ничего особенного, – улыбнулась свекровь.

И все же что-то определенно происходило. Когда она внимательно посмотрела на невестку, ей вдруг показалось, что очертания подбородка у Сьюзен стали мягче, а скулы выступают не так резко, как раньше.

«Может, набирает вес, – подумала Анна. – Тогда понятно, почему она не ест». Анна решила ничего не говорить. Что может быть досаднее для молодой женщины, чем услышать, что она растолстела.