Собачий рай - Иван Сербин

Он не намеревался оставаться в городе дольше, чем это было необходимо. Сделает дело и сразу же уберется подобру-поздорову. Интересно, аэропорты открыты? Все-таки расстояние до Шереметьево-2 приличное. Вряд ли там станут поднимать панику, пока не возникнет непосредственная угроза жизни и здоровью многоуважаемых иностранных гостей. Стало быть, туда он и подастся.

— Ну что же, Светлана Владимировна, — сказал Родищев, ставя карабин на предохранитель и забрасывая ремень на плечо. — Собирайтесь, поедем, покатаемся. Если нам повезет, возможно, мы расстанемся даже раньше, нежели я планировал первоначально.

Достав из кофра салфетку для полировки цевья, ложа и приклада, Родищев обмотал ею лезвие ножа и сунул его в карман куртки.

Светлана посмотрела на него, спросила безучастно:

— Вы везете меня убивать?

— Да господь с вами, Светлана Владимировна. Это только в кино отмороженные идиоты валят народ направо и налево. В жизни все, абсолютно все, поверьте, предпочитают обходиться без стрельбы. — Родищев усмехнулся. — Мы едем к банку. К «Первому общероссийскому». Может быть, заодно и мужа вашего бывшего там повстречаем. Пообщаемся. Думается мне, Александру Демьяновичу будут небезынтересны некоторые детали жизни его собственного босса.

Светлана стала сомнамбулически собирать в сумочку какие-то деньги, косметику, побрякушки.

— Оставьте. — Родищев вывалил содержимое сумки на ковер. — Никчемное барахло. Возьмите документы, сигареты. Если принимаете лекарства — тоже возьмите. Зажигалку. Телефон захватите. Все, пойдемте.

Они спустились во двор, Родищев постоянно оглядывался, держа правую руку под полой куртки — палец на спусковом крючке. Левой же он цепко сжимал руку Светланы чуть выше локтя.

— Идите быстро, не крутите головой, упадете, — говорил Игорь Илларионович. — Серый «Москвич». Да не тряситесь так. Ничего страшного не происходит.

Они подошли к машине. Игорь Илларионович помог Светлане забраться на пассажирское сиденье, сам обошел машину. В этот момент и появился джип.

Черная громадина выползла из-за дома, остановилась, перекрывая выезд. Наверное, они проехали мимо, увидели пикап и сдали назад, осторожно, накатом, стараясь не спугнуть хозяев, если те крутятся где-то неподалеку. Кто-то из ребят, сидящих в джипе, был более чем внимателен, заметил под «Москвичом» мокрый асфальт.

Переднее стекло джипа пошло вниз, и Родищев смог увидеть сидящих в салоне — трех парней в камуфлированных куртках. Это были те самые парни, что четверть часа назад застрелили мужика в черной куртке. Громила-водитель тянул лет на двадцать пять. Крепкий бычок, стриженный под «ежик», с широченной грудной клеткой и покатыми мощными плечами, распиравшими свободную куртку — чуть швы не трещали. Некрупные, но широкие, сбитые ладони спокойно лежат на баранке. Серьезный мальчишечка, решил для себя Родищев. И то хорошо. Не начнет шмалять озорства ради. А что шмалять есть из чего, он видел. Ерзавший на заднем сиденье паренек — лет пятнадцать, не больше — демонстративно поигрывал затвором укороченного «АК». Красовался, придурок, выпендривался, а сам все косил глазом — оценили ли его крутость. Оценили, оценили, соплячок, успокойся. Отложи ствол, не дергай затвор. А то ведь ненароком дернешь не там, и мозг — гладкий, маленький, как бильярдный шар, — улетит в небо через дыру в потолке.

Третий, сидящий рядом с водителем, оказался самым старшим и самым опасным. Этому перевалило за сорок. Неброская внешность, глаза острые, пытливые. Смотрит, как обыскивает. Губы тонкие, жесткие. Руки держит внизу, за дверцей. Этот третий и заговорил первым:

— А чего за дуру-то не хватаешься?

Родищев пожал плечами.

— Что толку хвататься, когда твоя на коленях лежит, мне в живот смотрит. Все одно, первым успеешь.

Сорокалетний улыбнулся и сразу же преобразился. Глаза стали — будьте-нате. За одну такую улыбку последнюю рубашку с себя снимешь. И, Родищев был уверен, снимали. Часто и многие.

— Ты из наших, что ль? — спросил сорокалетний.

— Смотря какие ваши, где они и сколько их, — ответил Родищев.

Мог бы ответить и на «фене», расхожей фразочкой, благо с разной публикой общаться доводилось, знал жаргон неплохо, но не стал. Если собеседник человек серьезный, солидный «сиделец», а не подзаборный баклан — вычислит его в момент. Опять же, «феня» понтовая — для сявок. Если же тот просто добирает авторитет в глазах приятелей — хотя и не похоже на то, — тем более ни к чему.

Помолчали, рассматривая друг друга, примеривая степень опасности, прикидывая границы хитрости и подлости. Да, да. И подлости. Честные и прямолинейные на войне не выживают. А вот хитрые и подлые — почти всегда. В спину бить подло? Подло. А Суворов на реке Адде французам в тыл зашел? Зашел. Подлость? Нет, тактическая хитрость. Беззащитного бить подло? Подло. Невский, вместо того чтобы отважно сойтись в открытом бою, заманил тяжелую кавалерию Рыцарского Ордена на лед Чудского озера, где и утопил благополучно, под аплодисменты собственной рати. Так те, умники, от большого благородства, не иначе, помогли отправиться в плавание немногим бедолагам, что за лед цеплялись. Подлость? Нет, тактический прием. И подобных примеров мировая история насчитывает десятки тысяч. Битвы выигрывают не храбрые и благородные, а умные и подлые. В мирной жизни — подлость, на войне — стратегия с тактикой. О том и речь.

Сорокалетний кивнул, давая понять, что оценил спокойствие и уверенность Игоря Илларионовича, легонько мотнул головой в сторону «Москвича», но глаз от Родищева не отвел.

— Твоя тачка-то?

— Моя.

— Квартиру, что ль, сковырнул? — Родищев пожал плечами. — И много взял?

— Ствол, — ответил Родищев, осторожно качнув головой в сторону плеча, на котором висел «СКС». — Прицел. Патронов полкоробки.

— А еще там есть? — спросил сорокалетний. Игорь Илларионович отрицательно мотнул головой. — Деньги, ценности тоже небось подчистил?

— Нет.

— А что ж так?

— Да на кой они мне? Ствол теперь подороже любых денег.

— Это верно, — легко согласился тот. — Был бы ствол, а деньги сами к рукам прилипнут. Так?

Родищев пожал плечами. Играл сорокалетний простачка неплохо. Талантливо даже, можно сказать, играл. А может, и не играл. Может, речь у него такая была. Да только за корявыми фразами скрывался внимательный и совсем не глупый человек. Родищев это понял. По глазам понял.

Сорокалетний подал знак. Крутоплечий водитель открыл дверцу джипа, легко вытолкнул тело из машины, взял с сиденья автомат. И пацанчик, сопливый щенок, вылез да наступил в лужу, выматерился витиевато, явно на зрителя.

— Слышь, маленький, пасть закрой, — ласково приказал сорокалетний, и тот стушевался, забормотал:

— А я че? Вылетело просто.

— Еще раз вылетит, я тебе язык вырву и проглотить заставлю. Ты же этим языком «мама» говоришь.