Кириньяга. Килиманджаро - Майк Резник

наши дни у масаев очень редко не будет имени на западный лад, и у меня на лице отразилось удивление. – Мой отец, давший мне это имя, не забыл наши обычаи, – с ноткой гордости пояснил Мавензи. – Надеюсь, что и вы их помните, иначе мое путешествие окажется напрасным. – Он помолчал. – Трудно у вас здесь найти дорогу, среди улиц и зданий города.

– Ради чего ты проделал весь этот путь, чтобы увидеть меня? – спросил я.

– Вы же историк, не так ли?

– Да.

– В таком случае именно с вами я должен увидеться.

– Если у тебя проблемы в школе… – начал я.

– Я не хожу в школу, – высокомерно перебил мальчишка. – Я настоящий масаи.

– Почти все на Килиманджаро – настоящие масаи, – ответил я. – Это не значит, что масаи должны оставаться неграмотными.

– Я пришел к вам не за лекциями, а за ответами.

– Не могу гарантировать, что будет одно и не будет другого. – Я отвернулся к компьютеру. – Возможно, тебе следовало бы поискать ответы в каком-нибудь другом месте.

– Нет! – его голос сорвался на крик.

Я взглянул на него, но промолчал.

– Мне нужны вы! – настаивал он.

– Не всегда удается получить желаемое, – ответил я, – а что уж говорить о необходимом. Я не стану разговаривать с тобой, если продолжишь в таком тоне.

Он помолчал, явно борясь с собой. Наконец тело его заметно расслабилось.

– Извините за грубость, – произнес он.

– Вот видишь? – улыбнулся я. – Даже масаи могут извиняться, и конец света от этого не настанет.

– Вы очень странный масаи, – ответил Мавензи.

– А ты в явном затруднении, – сказал я. – Не хочешь рассказать мне об этом?

Он кивнул.

– Мой отец – мой настоящий отец – умер.

– Соболезную.

– Это давно было, – смущенно продолжил он. – Моя мать снова вышла замуж.

– Хорошо, – сказал я.

– В том-то и трудность, – ответил Мавензи.

– Тебе не нравится твой новый отец?

– Он хороший человек. Он обеспечивает нас, он не бывает с нами груб, он заботится обо мне и двух моих сестрах, словно о родных детях.

– Раз он женился на твоей матери, – заметил я, – то вы и есть теперь его дети.

– Он ни разу не ударил нас, – продолжал Мавензи, – мы никогда не голодали, наш скот здоров и приносит приплод. Моего нового отца уважают. – Он помолчал. – Он, без сомнения, хороший человек.

– Надо полагать, это также каким-нибудь образом связано с твоей проблемой? – спросил я.

Мавензи кивнул:

– Да. Хотя он хороший человек, мне придется вас столкнуть, и вы обязаны выйти победителем.

У меня отвисла челюсть.

– Ты серьезно предлагаешь мне вызвать твоего нового отца на поединок?

– Нет. Он без труда убил бы вас.

– В таком случае, полагаю, тебе лучше будет прямо объяснить суть твоей проблемы и мое предполагаемое в ней участие.

– Мне четырнадцать, – сказал Мавензи. – В следующем месяце меня должны подвергнуть обрезанию на церемонии, после которой мальчик становится мужчиной. Мой отец выбрал жизнь по старым обычаям и пасет скот, но в Кении он посещал школу и читает книги.

– Он против твоего обрезания? – спросил я.

– Он утверждает, что это варварский обычай, и не позволяет мне пройти церемонию.

Внезапно вся самоуверенность оставила подростка, и Мавензи едва сдерживал слезы.

– Если меня не обрежут, как остальных ребят моего возраста, я никогда не смогу взять себе жену или построить собственную маньяту. Я просто прошу, чтобы меня не выделяли из других. Я не хочу переселяться в город и учиться премудростям у ваших компьютеров. Я не желаю летать высоко над землей в ваших самолетах. Я хочу только быть мужчиной, хочу, чтобы со мной обращались как с мужчиной. Разве я о многом прошу?

– Нет, – ответил я.

– Вы историк, – продолжил мальчик. – Вы могли бы поговорить с моим новым отцом, дать ему понять, как важен этот обычай, напомнить, что так было всегда. Его самого мальчиком обрезали, иначе бы он не смог жениться на моей матери, не имел бы права отрезать косички и красить голову красной охрой. Почему же он отказывает мне в том, чем обладает сам?

Я не мог не отметить высокий интеллект Мавензи. Он знал, что ему нужна помощь в том, чтобы убедить отца и тот позволил Мавензи пройти ритуал, но вместе с тем понимал, что никому из старейшин ближайших поселений, которые знают его отца, это сделать не удастся, так что раскинул мозгами и принял решение прибегнуть к помощи единственного человека, обладающего несомненным авторитетом в области обычаев масаев, – историка. Я восторгался интеллектом Мавензи и возмущался его поведением – до этого я был ученым и хроникером событий на Килиманджаро, а теперь он хотел, чтобы я начал активно участвовать в них. Сначала я подумал было ответить, что его приемный отец проткнет меня копьем за попытку вмешаться в дела семьи. Потом подумал о Мавензи, который дорос, чтобы стать мужчиной, но всегда будет считать себя неполноценным человеком, потому что он не прошел ритуал обрезания. Я еще не решил, как отреагировать, а Мавензи уже прервал молчание.

– Вы долго молчите, – заметил он. – Что-то не так?

– Нет, я размышляю, – ответил я.

– Вы объясните моему отцу, почему меня должны обрезать?

– Ты преодолел долгий путь, чтобы отыскать меня в городе, который, представляется тебе весьма странным и пугающим, – начал я.

– Весьма странным, – согласился мальчишка, – но я масаи. Я не боюсь ничего.

– Отлично, – сказал я. – Ты нашел меня и просишь у меня помощи. Тебе трудно будет поверить моим словам, раньше меня никто о помощи не просил, и я очень тронут. Раз ты не побоялся явиться сюда, то что ж я буду за масаи, если откажу тебе?

Он попытался скрыть облегчение, но не слишком преуспел.

– Сегодня ночью ты будешь спать в моей квартире, – сказал я, – а завтра мы отправимся в вашу маньяту и поговорим с твоим отцом.

Мальчик явно недоедал – как и все скотоводы, – поэтому я решил его покормить. Мне и в голову бы не пришло пригласить его в ресторан; я отвел его к себе и приготовил бутерброд с говядиной. Мавензи с подозрением уставился на них – он никогда раньше не видел нарезанного хлеба, – но наконец откусил, потом съел второй кусок и заглотил весь бутерброд так быстро, что я тут же сделал ему еще один, и его он умял с не меньшим аппетитом. Я предложил ему молока в стакане, но мальчишка отказался, поскольку оно было без крови. Тогда я приготовил из молока мороженое. У меня нашлось немного клубничного сиропа, и я полил им мороженое. Сироп был похож на кровь, и мальчишка решился попробовать. По его лицу стало ясно, что о городе, быть может, он скучать и не станет, а вот о мороженом – до конца дней своих. Я отвел его в спальню для гостей и показал на кровать, после чего ушел к себе. Проснувшись наутро, я обнаружил, что мальчик стащил матрас на пол и