Повседневная жизнь Голландии во времена Рембрандта - Анатолий Левандовский

Рыболовецкий и торговый флоты не подчинялись никакому централизованному управлению. Судовладелец рассматривал принадлежавшие ему корабли как семейный подряд. Великие компании (организация которых будет рассмотрена ниже) относились к своим суднам как к крупным предприятиям. Их флот достигал порой таких размеров, что набор экипажей становился делом не из легких. В таких случаях компания нанимала вербовщика, предоставляя ему аккредитив на 150 гульденов за каждого поставленного матроса. Испытывая недостаток наличных средств, агент продавал свои аккредитивные письма маклеру, нередко за четверть номинальной стоимости. Будущие моряки становились предметом спекуляции, еще не ступив на палубу корабля.

Корсары и пираты

Благодаря войне и необходимости наносить удары по источникам богатства Испании пиратство прочно вошло в морские нравы Нидерландов к началу XVII века. До перемирия городские власти или адмиралтейство предоставляли судовладельцам по их просьбе «поручения», дававшие право на «плавание» в определенном секторе. В этом рискованном предприятии были замешаны все слои населения. Бывший в 1610 году бургомистром Амстердама Жан Корпилиесен считался бывалым «джентльменом удачи». «Корсары», как именовались владельцы патентов на морской разбой, заканчивали тем, что, потеряв остатки совести, топили без разбора не только вражеские, но и нейтральные корабли, а зачастую и суда соотечественников, скатываясь до положения «пиратов» — преступников, действовавших на свой страх и риск. Власти предприняли попытку как-то обуздать этот разгул. В 1605 году они потребовали составить реестры «поручений», а на следующий год было принято решение предоставлять патенты только под залог 20 тысяч гульденов. Кроме того, правительство попыталось отозвать назад в Голландию около 130 корсаров, бороздивших морские просторы по всему миру. Но перемирие положило конец официальному вмешательству властей. С этого времени, в соответствии с заключенными договорами, государство сохраняло нейтралитет, что еще больше способствовало развитию пиратства, повсеместно считавшегося более выгодным, чем даже торговля с Индиями.

Именно тогда пиратство расцвело пышным цветом. Все последующие 50 лет были золотым временем для чернобородых и длинноволосых морских волков в куртках без рукавов на голое тело и кушаках, из-за которых торчали рукояти пистолетов и кинжалов. Этих пьяниц, игроков и сквернословов, которым суждено было окончить свои дни на виселице или острие клинка, называли французским словом «flibustier», являвшимся на самом деле искаженным голландским «фрибёйтер» — «искатель легкой наживы». К ним принадлежал небезызвестный Клаас Компаан из Зандама по прозвищу «Ужас морей», который, отправляясь в плавание, приказал выбросить за борт Библию, Псалтырь и бортовой журнал, чтобы совесть не мешала «работать». В остальном это был славный малый, не забывавший отправить сумку серебра и драгоценностей после удачного улова (а на его счету их было 358) своей супруге, подле которой он мирно дожил остаток дней в маленьком уютном домике в Остзаане.

Любое торговое судно, независимо от цветов флага, могло стать жертвой морских разбойников. Меры, принятые Генрихом IV и английским правительством, вытеснили пиратов из северной Атлантики, но оставалось немало других морей. Добычу и невольников можно было легко продать в любом басурманском порту. (Именно на почве этой торговли между голландскими пиратами и жителями магрибских портов установились тесные отношения.) Некоторые пошли дальше. Начиная с 1600–1610 годов среди голландцев появляются ренегаты, прочно обосновавшиеся в мусульманских краях и присоединившиеся к мавританским пиратам, приняв исламские имена. Знаменитый Морат Рейс оказался неким Яном Янсеном из Гарлема, Сулиман Буффоен — Якобом де Хоеревардом из Роттердама. Ужасный Веенбер плавал под именем Сулимана Рейса и погиб в бою против христианского корабля в 1620 году. Случалось и обратное. Так, Корт Сиверс поступил на службу в Венеции и ходил в рейды против турок. Овеянный славой, он оставил этот мир генерал-адмиралом Дании.

Торговый обмен между городами внутри Соединенных провинций составлял лишь крошечную долю общего товарооборота. Такая диспропорция, казалось, увеличивала торговые перевозки, причем доходность их увеличивалась с каждой пройденной милей. Германия, ближайший сосед Нидерландов, представляла собой источник сырья и продуктов питания, таких, как лес, зерно и вино, а также удобный путь для транзитных перевозок, особенно по Рейну, хотя пропускная способность последнего оставляла желать лучшего. Во Франции роттердамские купцы контролировали часть винной торговли. Голландцы имели долю в писчебумажных мануфактурах Ангулема. Текстильная промышленность Нормандии, Анжу и Бретани зависела от нидерландских перевозчиков, которые до 1672 года обеспечивали большую часть французской внешней торговли и даже прибрежных морских сообщений между портами королевства. Это не могло не вызывать зависти и недовольства со стороны французов, награждавших голландцев во времена Генриха IV и Ришелье нелестными эпитетами вроде «кровососов» и «вечно голодных хорьков». Вплоть до 1650 года на каждый груженый корабль, отходивший от берегов Англии в направлении Голландии, приходилось десять плывших в обратную сторону. Это практически одностороннее движение товаров, которое основывалось на договорах, заключенных на закате Средневековья, было столь тягостным для Англии, что люди короля тайком подкупали пиратов, чтобы те топили голландские суда в Северном море.

Одной из главных статей англо-нидерландской торговли было сукно, которое в соответствии с договорами голландцы закупали в Англии в виде сырья, затем отделывали его, красили и реэкспортировали. Англичане пытались противодействовать этой привилегии, отнимавшей у их промышленности часть прибыли, путем введения таможенных ограничений. Законодательная путаница немедленно привела к возникновению контрабанды.

Несмотря на войну, торговля с Испанией никогда не прекращалась. Когда в 1595 году Генрих IV собрался запретить все сношения с Иберийским полуостровом, Голландию охватила паника. Зерно, лес и рыба, уходившие в Испанию, возвращались обратно в виде масла, фруктов и вин. Эта транзитная торговля представляла для Нидерландов до возникновения крупных колониальных предприятий жизненно важное значение. После 1609 года товарооборот, казалось, снизился, но немногим раньше 1648 года начались переговоры об организации в Амстердаме рынка испанского серебра. Однако сделка была расстроена Вестфальским миром. В 1650 году по Морскому договору голландский флот получил различные привилегии по доставке некоторых товаров в Испанию, Португалию и на американский континент. Кроме того, контрабанда в этих направлениях всегда была оживленной и простиралась даже на торговлю оружием и боеприпасами.

Объем импорта норвежского леса, поставлявшегося через порты Энкхёйзена, Хорна и Харлингена в интересах торговцев из Амстердама и Зандама, превышал к середине века 100 тысяч тонн. Для доставки леса строились суда особого типа — с глубоким трюмом и сильной осадкой. Поскольку Норвегия закупала в Нидерландах лишь небольшое количество зерна, корабль шел груженым только в одну сторону, что вызывало дефицит торгового баланса. В 1635 году у одного корабля на пути в Берген в трюме могли лежать мешки с какой-то тысячью гульденов, у другого — три бочки, полные риксдалов…