Хозяйка дома Чантервиль - Татьяна Михаль

— Подтверждение моих слов, Оливия, — произнёс Тёрнер, глядя мне в глаза.

— В мирозданье не происходит ничего просто так, — повторила недавно произнесённые инквизитором слова.

— Именно.

— Идёмте скорее! — торопил нас Глен, едва стоя на месте. — Некромаг сказал, что поможет им перейти в мир мёртвых!

Глаза ребёнка светились небывалой радостью и нетерпением.

— Да, да! Мы уже идём! — сказала я, и первая отправилась вслед за мальчиком.

Гарри, Перри и Тёрнер последовали за нами.

Едва я оказалась в комнате, где находились дети, домовые и Леон, то увидела, что комната залита потусторонним светом, но он был такой же осязаемый и живой, как обычный дневной свет, но… но от него не шло тепло — только холод. Холод, что покрывал тонкой коркой льда пол, инеем сверкали стены, тихо скрипела сжавшаяся от холода мебель.

Я поражённо выдохнула, и изо рта пошёл пар, дымком растворившись в холоде.

Тут же обняла себя руками, когда мороз пошёл по коже.

По центру находились двое незнакомых мне призрачных людей: женщина — высокая и царственная; мужчина — статный и строгий. Маркиш и Бони обнимали их за талию. Женщина встревоженно улыбаясь краешками полных губ, ласково гладила детей по волосам.

Бони кулачками сжимала платье матери, уткнувшись лицом ей в живот и рыдала громко, навзрыд, не оставляя никаких сомнений, кто перед нами.

Будто подтверждая мои мысли, разнося в пух и прах оставшиеся сомнения, Маркиш громко и слёзно восклинкул:

— Мама! Папа!

— Нам говорили, что вы нас бросили! — сквозь рыдания, прерывисто и горько проговорила Бони. — Я видела вас только на маленьком портрете и не верила, что такие красивые родители могли бросить своих детей!

Совсем ещё маленькая девочка, а слова осознанного и взрослого человека.

— Я знал, что нам врали про вас… Знал! — восклицал Маркиш.

— Мы вас не бросили, родные… — потусторонним, но при этом ласковым и нежным голосом, ответила женщина.

Её волосы шевелил невидимый ветер. По призрачному лицу, лишённого красок, скатилась слеза.

— Мы вас никогда не бросали… И очень скучали… — прошептал мужчина.

Он поднял взгляд на меня и произнёс:

— Я, некромаг Виктор Нейт и моя супруга — Сюзанна Нейт, благодарим вас, леди Оливия Чантервиль за эту возможность увидеть своих детей, сказать им важные слова и проститься…

— Вы помогли нам завершить дело, леди, — заговорила Сюзанна, — нас убил мой сводный брат Роберт Доррей. Он лишил моих детей крова, наследства, доброго имени… Выбросил их… Всем сказал, что вся наша семья погибла от неудачного магического эксперимента Виктора… Он оболгал моего супруга. Мы доверяли Роберту…

Она зажмурила глаза, из которых потоком потекли слёзы, она опустилась на колени и прижала детей к себе ещё ближе, целуя их заплаканные лица.

— Молю вас, леди… Все должны узнать правду, — закончил Виктор. — Роберт Доррей — преступник. Он — вор, изменник и убийца. Моим детям должен быть возвращён их дом, восстановлено моё доброе имя… Пообещайте, леди…

Захлопала глазами и задрожала сильнее, так как градус в комнате стремительно понижался.

Печной дух не мог разжечь огонь в камине. Домовые в виде рыжих котов жались к стенке и тоже дрожали.

Леон чертил ритуальные руны в воздухе, дабы души родителей Бони и Маркиша могли, наконец, уйти в другой мир и начать новый путь.

Дети глядели на всё действо с открытыми ртами и широко раскрытыми глазами. Они даже не дрожали, не замечая холода. Тара смотрела на всё происходящее: на детей, цепляющихся за души своих родителей и… беззвучно плакала…

— Можете… не сомневаться… Виктор Нейт… — стуча зубами от холода, пообещала я. — Я помогу… вашим детям вернуть… своё…

— Господин Нейт, я проконтролирую лично, чтобы преступник был схвачен, понёс наказание, а ваше имя было обелено. Вашим детям — Бони и Маркишу Нейт будет возвращено всё, что им положено, включая всевозможные компенсации. Даю слово инквизитора Джона Тёрнера, — проговорил ровным, немного суровым, но твёрдым голосом инквизитор.

— Благодарю вас, милорд… — поклонился ему как положено Виктор.

— Пора, — сказал Леон. — Ваше время пришло.

— Мама! Папа!

— Не уходите!

Слёзы детей, их просьбы не покидать их больше — разрывали моё сердце.

— Родные мои… простите нас, что не были рядом… Простите, что не оберегали… — шептала Сюзанна, обнимая свою дочь и сына.

Разве можно вдоволь насладиться объятиями, поцелуями и обществом родных? Любого времени всегда будет мало, особенно, когда этого времени нет.

Мне стало ужасно стыдно, что я не уделила хотя бы капельку своего времени призракам. Они, оказывается, ждали… В этом месте, притягивающим их как магнит, они ждали момента, чтобы хоть кто-нибудь их услышал и помог разрешить оставшиеся после смерти важные дела.

— Мамочка! Не уходи! — плакала Бони. — Пожалуйста!

— Или заберите нас с собой! — рыдал Маркиш.

Сюзанна гладила их по волосам, утешала нежно и ласково, разгоняя детскую печаль.

— У вас вся жизнь впереди, мои родные. Просто знайте, что мы с папой очень сильно вас любим. Мы всё время думаем о вас… Помните меня и папу… Наша любовь всегда будет рядом с вами, она навсегда останется в ваших сердцах… Ах, мои родные и любимые…

Казалось, сердце моё вот-вот вырвется из груди от переживаний, боли за этих детей и несправедливости.

— Пойдёмте с нами! — Маркиш потянул отца за руку и посмотрел на Леона: — Пожалуйста! Вы ведь можете вернуть наших родителей?

Леон покачал головой.

— Мёртвые не возвращаются.

Я ухватилась взглядом за Гарри и зашептала ему:

— Гарри! У нас же есть яблоневый сад. Мы можем…

— Не можем, — оборвал меня фамильяр.

— Почему? — возмутилась я.

— Потому что нельзя, — ответил он к моему удивлению жёстко. — Они очень давно находятся за гранью. Если их вернуть — то это будут не эти люди… Это будут совершенно другие существа — без светлых чувств, которые испытывают сейчас их души, без любви к своим детям… Ливи, это будут порождения тьмы и смерти. Неужели ты желаешь такого кошмара этим детям? Они итак натерпелись бед…

— Нет… — прошептала я. — Не желаю…

— Не всё в этом мире возможно, — вздохнул Гарри. — Есть вещи, которые даже самая сильная магия не в силах исправить и изменить.

— Например, смерть?

— Да, Ливи.

— Смерть предлагает свой дар лишь однажды, — сказал Леон. — Вам дозволила она на время обрести форму, чтобы обнять и проститься с детьми… Но теперь, время вышло.