Три дня Индиго - Сергей Лукьяненко

— Да, — Же улыбнулась. У стражи это выглядит жутковато, но она явно старалась. — Мне понравилось играть с людьми. Ты не совсем человек, теперь я понимаю. Но всё равно.

Я кивнул.

— Приду. Извини, что сразу не узнал.

— Мы все похожие, — ответила Же.

Изменение у стражи стирает индивидуальные черты лица. Жницы всё-таки разные, монахи тоже. А стражи… они как штурмовики из фильмов про звёздные войны. Только штурмовики были клонами одного человека.

— Вы разные, — сказал я. — Всё-таки разные. Хорошо, я передам Дарине… когда вы уйдёте?

— В полночь. Нам приказано уйти сегодня, мы уйдём в полночь.

Я нахмурился.

Это мне не нравилось. Выглядело так, будто пришедшие на подмогу Изменённые не хотели выполнять приказ матери и саботировали его в меру возможного.

— Почему вы не скажете сами? — спросил я в лоб. — Почему ты не хочешь говорить с Дариной?

— Нам стыдно, — ответила Же.

Вот теперь мне стало совсем не по себе.

Я кивнул и пошёл внутрь Гнезда.

Потом я сообразил, что есть ещё одна странность.

Я чувствовал Гнездо… но очень слабо. Будто оно притихло.

Словно входишь в спокойную воду температуры своего тела. Она не обжигает холодом, не согревает, она есть вокруг, но её не ощущаешь.

«Эй, — позвал я. — Мы в ссоре?»

Вначале ничего не происходило.

Потом я ощутил ответ.

Печаль, сожаление, сочувствие… и лёгкая настороженность.

Я оставался частью Гнезда, я был здесь своим. Но что-то случилось, и Гнездо меня… боялось?

«Это из-за Дарины?»

Ответом было недоумение.

Гнездо либо не знало о нашей размолвке, либо не считало её заслуживающей внимания.

Я оставил попытки разговорить Гнездо и торопливо пошёл в комнату Дарины. Стукнул в дверь, заглянул.

Пусто. Раскиданы матрасы-подушки-одеяла, пахнет влагой и теплом, тускло светит не выключенная лампочка.

Интересно, а кому идут счета за электричество?

Государству?

Скорее всего там, наверху, прекрасно знают, куда деваются дети из Гнёзд. Знают, что Земля платила дань прежним хозяевам, а теперь платит новым. И кто такой Иван, наверное, знают.

Ну и ладно.

Я подумал, что всего пару дней назад меня бы это разозлило, обидело и расстроило. Это потому, что я считал себя частью своей страны, частью всего человечества. Одной из миллиардов клеточек мирового организма.

Теперь я знаю, что я другой.

И это нелепое здание, обросшее белёсым мочалом, влажное и прелое, в котором брошенные дети превращаются в бойцов для чужих войн, — мой настоящий дом. Дарина, Наська, куколки — это моя семья. Гнездо — моя память, моё прошлое и будущее. Я навсегда отпечатан в нём, в «волновых структурах», я говорю с ним как с самим собой, я верю ему и защищаю его.

Может быть, потому я и не принял предложение Прежнего?

Я прикрыл дверь. Постоял, ожидая чего-то.

И сказал:

— Ладно, хватит. Я всё осознал. Отведи меня к Дарине.

Гнездо недоверчиво коснулось меня.

— Уймись, — сказал я. — Что-то близится, я знаю. Что-то очень плохое. Веди.

И Гнездо открылось. Я почувствовал, куда идти.

В старые времена это был зал для совещаний. Огромный овальный стол, хорошие кожаные кресла. На стене большущий экран, обычный, человеческий, и проектор с другой стороны зала. Свет, конечно, был притушен, окна либо закрыты, либо густо обросли серой паутиной. Проектор работал, на экране застыло изображение стражи — в боевой трансформации, с удлинившимися руками и выдвинутыми когтями.

Теперь это был учебный класс.

За столом сидели куколки. Наськи я не увидел, но все остальные, похоже, собрались тут. Большей частью куколки были такие мелкие, что забрались в кресла с ногами. Только у троих, похоже, началась финальная фаза — они вытянулись ростом почти с меня, тощие и нескладные, будто подростки. Судя по пропорциям тела, изменялись они не в жниц, в стражу. А одна была явно старше других, и лицо ещё оставалось совсем человеческим, лицом юной девушки. Та самая, про которую говорила Дарина? Прыгнувшая с балкона, чтобы её отдали в Гнездо?

На столе перед Изменёнными лежали какие-то брошюры, исписанные листы бумаги и оружие.

В основном это были какие-то необычно выглядящие автоматы, совсем небольшие, с магазином сверху ствола. Только перед будущей стражей лежали автоматы побольше размером и более привычного вида.

Дарина стояла у экрана. Когда я вошёл, она очень спокойно на меня посмотрела, едва заметно кивнула. И продолжила — куколки очень внимательно её слушали:

— Слабой зоной стражи, помимо суставов на нижних и верхних конечностях, является сочленение четвёртой и пятой рёберных пластин…

Она вытянула руку с лазерной указкой и провела красным лучом по застывшему изображению стражи.

— Поражение этой зоны приведёт к травме левого или правого сердца, регенерация которых занимает до часа времени и серьёзно снижает боеспособность. Пробитие грудины вызовет повреждение сосудистого узла… но пробить грудину пулей крайне сложно.

Куколки внимательно слушали.

— Пищеварительный комплекс не является жизненно важным, но обильная иннервация и кровоснабжение этой зоны делают его уязвимым…

— Дарина, а у нас как долго регенерирует сердце? — спросила одна из куколок. Я узнал, тот самый мальчик, с которым я столкнулся в душе.

— У вас правое сердце ещё не развито, — ответила Дарина. — При поражении левого вы впадёте в кому на несколько часов.

Она помолчала, глядя на меня. Я стоял тихо, ничего не говоря.

— Основным оружием будет пистолет-пулемёт «эф-эн пэ-девяносто». Мы его называем «швея». Недостатков у него хватает, но есть и большое достоинство…

— Выглядит круто, — сказала одна из будущих стражей.

Куколки захихикали.

— Это тоже, — согласилась Дарина. — Но важнее другое, у него относительно низкая отдача. Вы сильные, но лёгкие… Так, я выйду на несколько минут. Не шуметь. Изучите конспекты и постарайтесь сами найти третью и четвёртую уязвимые зоны на теле стражи.

Она прошла через зал, я вышел за дверь, Дарина вслед за мной. На меня поглядывали, но без удивления или интереса. Как на своего.

— У меня мало времени, — сказала Дарина. Помолчала и добавила: — Хорошо, что мы вчера… что я ушла рано.

— Мы поругались, — заметил я. — Ты ушла, потому что мы поругались.

Дарина пожала плечами.