Деревянные пушки Китая - Алексей Волынец

Разведка Российской империи работала качественно. Накануне решающей схватки за Синьцзян русские «путешественники» пообщались с лидерами обеих армий, получив представление об их личностях и возможностях.

В 1876 году весь Синьцзян с северо-запада на юго-восток пересекла небольшая экспедиция Пржевальского. Как писал сам путешественник: «По всему видно было, что наше путешествие не по нутру Якуб-беку, но ссориться с русскими для него теперь было нерасчётливо ввиду войны с китайцами».

Пржевальский побывал на личном приёме у владыки «Кашгарского царства», как неофициально именовали мятежный Синьцзян офицеры российского Туркестана. По итогам этого путешествия в Петербург ушло донесение с чётким прогнозом – лоскутное государство Якуб-бека развалится от первого же сильного удара китайцев. В личном разговоре со своими спутниками Пржевальский выразился ещё резче: «Якуб-бек такая же сволочь, как и все азиатские халатники; Кашгарское царство не стоит медного гроша».

Чуть раньше встречи полковника Пржевальского с Якуб-беком по другую сторону фронта другой русский полковник, Юлиан Сосновский, нанёс визит в ставку «императорского комиссара» Цзо Цзунтана. Если о владыке Синьцзяна в Российской империи собирали сведения давно, то о личности китайского военачальника до этого почти ничего не знали. Любопытные мемуары о первой встрече русской делегации с Цзо Цзунтаном оставил Павел Пясецкий, врач и художник в «учёно-торговой» (официальный термин тех лет) экспедиции полковника Сосновского.

«Генерал Цзо человек небольшого роста, довольно полный, лет около шестидесяти, и своим серьёзным и умным лицом несколько напомнил мне Бисмарка, только в смуглом виде», – описывает русский художник китайского военачальника. Впрочем, из дальнейших воспоминаний Пясецкого закрадываются подозрения, что аналогия с Бисмарком носит иронический оттенок, а сам «генерал Цзо» перед встречей с русскими, вероятно, не обошёлся без трубки с опиумом…

«Императорский уполномоченный комиссар по военным делам в Синьцзяне» в отличие от церемонных чиновников был непосредственен и весел – радовался забавным для китайского уха русским именам, удивлялся европейскому письму буквами, рассказывал о том, как недавно попробовал европейское шампанское и видел в горах летающего дракона, очень красивого, с жёлтой головой, а маленькие драконы, с зелёными головами, по его мнению, не такие красивые… За обедом Цзо не преминул пожаловаться на интриги англичан в Центральной Азии, встретив полное понимание русской аудитории. По воспоминаниям Пясецкого, добродушный старичок Цзо по-детски «загрустил» до слёз, когда на его вопрос, чья армия сильнее, Китая или России, русские твёрдо ответили, что их войска вооружены лучше и всегда победят китайцев. «Мне даже жалко старика стало», – вспоминал те минуты наивный художник.

Впрочем, грустил «старик» недолго и, сытно рыгнув, после очередной смены обеденных блюд спросил у гостей, прекратилось ли в России людоедство. Полковник Юлиан Сосновский не моргнув глазом ответил, что людоедство ныне существует только в строго отведённых властью местах.

Именно Пясецкий нарисовал первый европейский портрет Цзо Цзунтана, а фотограф экспедиции Адольф Боярский сделал его первое фото. Позируя, генерал Цзо покритиковал христианскую Библию, заявив, что мир не мог быть сотворён семь тысяч лет назад, ведь Китай существует куда дольше. Затем генерал повел своих «русских друзей» на улицу, раздавать рисовые пирожки маленьким детям… Одним словом, кровавый средневековый вождь и многоопытный полевой командир, по первым впечатлениям русских путешественников, выглядел как добродушный толстячок-«конфуцианец» с причудами в духе лубочных представлений о Китае.

В реальности, пока художник и фотограф удивлялись всей этой фантасмагории, Цзо Цзунтан и Сосновский договорились о главном – о поставках из российских владений продовольствия китайским войскам, вошедшим в Синьцзян. Даже Якуб-беку было сложно прокормить в Восточном Туркестане его 45-тысячную армию, а снабжать 90 тысяч китайских солдат в условиях войны за счёт местных ресурсов там было просто невозможно. Вести же в Синьцзян через пески Гоби караваны из Китая было куда сложнее, чем с севера, из российского Туркестана.

Договор о поставках вместе с авансом в серебряной монете отправился из ставки Цзо Цзунтана в город Верный (ныне Алма-Ата). Ценный груз везли в обход Синьцзяна через Монголию под охраной китайских кавалеристов и казаков из конвоя Сосновского.

К лету 1876 года главные силы Якуб-бека на подготовленных позициях прикрывали основную караванную дорогу, ведущую из «Хамийского оазиса» в глубь Синьцзяна. Однако Цзо Цзунтан не стал атаковать лучшие силы противника в лоб, а двинул свои войска по более длинной караванной тропе, проходившей на 200 вёрст севернее, ближе к новой границе Российской империи. Во-первых, на этом направлении солдатам империи Цин противостояли только отряды дунган, китайских мусульман, отношения которых с Якуб-беком и уйгурами были далеки от прочного союза. Во-вторых, близость к новым русским владениям на юге современного Казахстана позволяла китайским войскам рассчитывать на бесперебойные поставки продовольствия.

Поскольку 90-тысячное войско империи Цин преодолевало лежащую между Китаем и Синьцзяном безводную пустыню Гоби мелкими отрядами по частям, сосредоточение войск в крепостях «Хамийского оазиса» закончилось только в июне 1876 года. Далее на северо-запад в обход армии Якуб-бека двинулось 65 передовых батальонов, около 30 тысяч солдат – максимум, способный единовременно перемещаться по караванным «дорогам» Синьцзяна в силу логистики и наличия колодцев с водой. В войсках генерала Цзо были созданы особые отряды для ремонта дорог и обслуживания источников воды.

К августу китайский авангард находился в 100 км к северо-востоку от Урумчи. «Урумчийский оазис» обороняли несколько тысяч дунган под командованием Мухаммеда Биянху (Бо Яньху) – это были остатки китайских мусульман, отступивших в Синьцзян после разгрома их восстания отрядами Цзо Цзунтана в провинциях Шэньси и Ганьсу. Дунгане уступали китайцам не только в численности, но и в вооружении, имея минимум современных винтовок. Якуб-бек ограничился тем, что направил на помощь Урумчи три тысячи уйгуров, тоже не с самым лучшим оружием.

За несколько лет, предшествовавших «Западному походу», китайские спецслужбы не теряли времени и создали эффективную агентуру из числа повстанцев, недовольных деспотизмом Якуб-бека. Поэтому офицеры Цзо Цзунтана хорошо знали расположение повстанческих отрядов в окрестностях Урумчи. 10 августа 1876 года дунгане Мухаммеда Биянху попали под неожиданный удар цинских войск с трёх направлений.

Через трое суток непрерывных боёв сильно потрёпанные уйгуры и дунгане укрылись в крепости Гумуди в дневном переходе к северо-востоку от города Урумчи. Из-за стремительности китайского удара осаждённые оказались без запасов воды, и спустя ещё четыре дня, 18 августа, после нескольких кровопролитных штурмов крепость пала.

О настроениях среди повстанцев свидетельствует такой факт. Один из оборонявших крепость вождей, «пансайт» (полковник) Азимкула, на предложение вырваться из окружения и уйти к основным силам Якуб-бека ответил так: «Лучше сто раз умереть, чем снова лизать пыль с ног Счастливчика». В итоге Азимкула, по мнению современников, один из лучших офицеров Якуб-бека, пал в бою, застреленный из лука кавалеристом-калмыком из гвардии Цзо Цзунтана.