Деревянные пушки Китая - Алексей Волынец

Впрочем, и главный враг Якуб-бека, засевший со штабом в Урумчи «императорский комиссар» Цзо Цзунтан в эти дни был куда больше обеспокоен своим тылом, чем фронтом. В далёком Пекине политическая группировка («партия» – в стилистике XIX века) Ли Хунчжана, главного соперника «комиссара» Цзо в борьбе за влияние над Поднебесной, активизировала свою борьбу за принятие английских предложений по «урегулированию вопроса о Восточном Туркестане».

Министерство иностранных дел Британской империи к тому времени сформулировало свои предложения Пекину так:

«1. Признание эмиром Якуб-беком сюзеренитета Китая (страна, которой он управляет, остаётся полностью под его контролем, но он обязуется периодически посылать представителей с подарками или данью в Пекин к великому императору Китая).

2. Определение границ между Кашгарским ханством и Китаем.

3. Заключение между ними соглашения о взаимопомощи в случае необходимости».

Эти предложения – а из уст Лондона, победителя в «опиумных» войнах, они звучали почти как ультиматум – вызвали настоящую панику у Цзо Цзунтана. Переигрывая Якуб-бека в ходе открытой и тайной войны на просторах Синьцзяна, он боялся проиграть в императорском дворце Пекина.

Из Урумчи в столицу империи Цин ушло взволнованное послание. «Императорский уполномоченный комиссар по военным делам в Синьцзяне» писал:

«Возможно, что англичане поддерживают Якуб-бека, чтобы использовать его против России. Не будем гадать. Но то, что они уговаривают Китай признать созданное на его земле небольшое государство, означает не что иное, как их желание отхватить кусок от нашей страны… Сохранять на западе самостоятельное государство – всё равно что толкать себя в беду. Ни в коем случае нельзя допустить существование власти Якуб-бека…»

К маю 1877 года накал схватки за Синьцзян достиг апогея, развернувшись от средневековых крепостей в ущельях Тянь-Шаня до столиц трёх огромных империй – Лондона, Пекина и Петербурга.

В апреле 1877 года войска империи Цин перешли в генеральное наступление и атаковали самопровозглашённое государство Якуб-бека по всем направлениям. 20 апреля благодаря нарезной артиллерии лучшие части Цзо Цзунтана взяли штурмом крепость Дабаньчэн, защищавшую горную дорогу, ведущую в Турфанскую долину с севера из Урумчи. Эта победа давала возможность выйти в тыл основных сил Якуб-бека, одновременно атакованных с востока.

21 апреля наступавшие с восточного направления из «стратегического оазиса» Хами китайские генералы Чжан И и Сюй Чжанху, смяв передовые части Якуб-бека, взяли городок Пичан, располагавшийся в 150 ли (чуть более 80 км) к востоку от Турфана. Спустя трое суток «сарбазы» и «джигиты» Якуб-бека безуспешно попытались остановить наступавших китайцев в полевом бою на караванной тропе примерно посредине между Пинчаном и Турфаном. Всего со стороны повстанцев здесь действовало около 8 тысяч «регулярных» войск Якуб-бека и 10 тысяч уйгурских ополченцев.

Стойкости войск самопровозглашённого «Семиградья» не способствовало известие, что в их тылу, в полусотне вёрст к западу от Турфана, прорвавшиеся через Дабаньчэн китайские части заняли город Токсун, тем самым перерезав основные караванные тропы, соединявшие Турфанский оазис с остальным Синьцзяном. Токсун защищал десятитысячный отряд под командованием Хак-Кули-бека, младшего сына владыки Синьцзяна. Город атаковали 7 тысяч солдат генерала Лю Цзиньтана – это были лучшие бойцы и лучший генерал в армии «императорского комиссара» Цзо Цзунтана.

Генерал Лю Цзиньтан двигался форсированным маршем, чтобы окружить Токсун и захватить в целости и сохранности сосредоточенные в городе стратегические запасы зерна. В итоге вырвавшийся вперёд авангард попал под контрудар Хак-Кули-бека, был окружён и едва не погиб. Генерал Лю авангард спас, но захватить зерно так и не сумел – повстанцы успели его сжечь. Токсун был захвачен, крупные силы повстанцев под Турфаном были отрезаны от остального Синьцзяна, но неудача с захватом зерна и упорная оборона Турфана не позволили империи Цин продолжить стремительное наступление в глубь Восточного Туркестана.

На восточных подступах к Турфану повстанцы сумели ненадолго остановить наступление китайцев. Но вскоре им пришлось укрыться за стенами города, когда с запада, т. е. с тыла, подошёл присланный генералом Лю Цзинтаном трёхтысячный отряд китайских солдат, вооружённых современными винтовками. Турфан, как его называли русские современники «ворота Восточного Туркестана», оказался в плотной осаде.

Сам владыка Синьцзяна Якуб-бек в это время располагался далеко от места основных боёв, в недавно построенной цитадели города Курля (Korla), почти в 300 км юго-западнее Турфана. Все войска в Турфанской долине номинально возглавлял его младший сын Хак-Кули-бек, но в реальности командование находилось в руках группы «полевых командиров» из узбеков-«андижанцев», уйгуров и дунган, что также не способствовало боеспособности войск «Семиградья».

Узнав, что китайцы захватили Дабаньчэн и Токсун, разгневанный Якуб-бек вызвал сына к себе. Но как позднее вспоминал о тех днях Камиль-хан-ишан, политический советник Якуб-бека и его посланник в Турции, «боясь наказания, Хак-Кули-бек отговаривался от поездки всякими предлогами».

Тем временем в осаждённом китайцами Турфане «полевые командиры» не пришли к единому мнению: узбек Хаким-Хан-Тюра и дунганин Мухаммед Биянху решили прорываться из окружения, тогда как дунганин Ма Жэньдэ и часть местных уйгуров предпочли договариваться с китайцами. В итоге 14 мая 1877 года Турфан вернулся под власть империи Цин – на милость Пекина сдалось более двух тысяч хорошо вооружённых мятежников вместе с большими запасами зерна и боеприпасов.

Не пожелавшие сдаться Хаким-Хан и Биянху во главе конных отрядов с боем прорвались на запад. Сказалось то, о чём писал полковник Алексей Куропаткин, лично наблюдавший кавалерию Восточного Туркестана весной 1877 года: «Войска Якуб-бека по вооружению и обучению стояли выше войск среднеазиатских ханств. В особенности хороша была кашгарская кавалерия, сравнительно с теми беспорядочными, дурно вооружёнными толпами конницы, с которыми нам приходилось сталкиваться в Средней Азии».

Неплохо вооружённые и подготовленные, по меркам Азии, кавалеристы Якуб-бека всё ещё оставались сложным противником для войск «императорского комиссара» Цзо Цзунтана. Но моральное состояние армии повстанцев Синьцзяна продолжало падать. Как писал Куропаткин: «Дух войск Якуб-бека не мог считаться благоприятным для ведения упорной борьбы. Злоупотребления при наборах (насильственная вербовка), невыдача положенного содержания, лишения, которые приходилось переносить войскам на передовой линии, присутствие массы андижанцев, готовых после первых неудач Якуб-бека покинуть его и вернуться на родину с нажитым добром, наконец, борьба с китайцами, исход которой почти для всех казался сомнительным, – все эти причины вызвали в рядах войск Якуб-бека сильное дезертирство, усиливавшееся с каждым днем».

В дни, когда китайские войска окружали Турфан, владыка Синьцзяна встретился с «путешественником» Пржевальским. Русский полковник так вспоминал ту встречу: «Принял нас ласково, по крайней мере наружно, и всё время аудиенции, продолжавшейся около часа, не переставал уверять в своём расположении к русским вообще, а ко мне лично в особенности».