"Огненное зелье". Град Китеж против Батыя - Владислав Стрелков

– Туда им и дорога.

Все кивают, соглашаясь. Почти в полной тишине раздается крик, от которого я вздрагиваю даже больше, чем от взрыва:

– Княже!

От леса к нам скачет Макаров Борис Всеславович. Он осаживает коня рядом и выдыхает:

– Княже, поганые.

– Где?

– С той стороны оврага.

Боярин осматривается и потрясенно спрашивает:

– Что тут случилось? Что так громыхнуло?

– Зелье огненное, – отмахнулся я. И задумался. Так, похоже, это появился другой поисковый отряд степняков. Легкая конница, а за ними и тяжелая. И дозорные, что остались у начала русла этой реки или оврага, могут показать дорогу сюда. Черт, как некстати.

– Борис Всеславович, далеко ли они и сколько их?

Макаров, морща нос от дыма и тяжелого запаха горелой плоти, сказал:

– К верхнему руслу верстах в семи многим числом подошли.

Так, в какую сторону уходить? Путь, куда собирались, уже перекрыт. Идти вокруг леса, через место первой засады? А может…

– Демьян, пошли кого-нибудь…

Меня прерывает появление наблюдателей, оставленных следить за подходами недалеко от первой засады. Вынырнувший из-за елок ратник торопливо подбежал и выпалил:

– Княже, поганых тьма идет.

Понятно, перекрыли оба выхода. Знали? Нет, не должно. Скорей всего, верны своей тактике. Надо выбираться из этих клещей, значит, придется уходить лесом. Посмотрел на сотников и сказал:

– Так, собирайте людей, уходим через лес. Демьян, твои стрелки с той стороны оврага пришли?

– Нет еще.

– Быстро всех сюда.

Я кликнул Садова:

– Тимофей Дмитриевич, ты идешь первым. Обозникам скажешь, чтоб шли за тобой. Все остальные следом. Сотня Лисина идет последней.

Повернулся к мрачно рассматривающему обширную полынью Макарову:

– Борис Всеславович, ты со своими останься и присмотри тут за погаными.

– Добре.

Через час, когда мы успели уйти достаточно далеко в лес, нас нагнал наш арьергард.

– Поганых набежала уйма. Злобный вой стоял, просто жуть.

Макаров улыбнулся:

– Я видел, как один поганый головой о лед бился. А по нашим следам они не пойдут?

– Нет, Борис Всеславович, в лесу они бессильны, и монголы это понимают.

Идти через зимний лес тяжело. Приходится постоянно огибать завалы и часто растущие деревья. Порой тропа похожа на горный серпантин, и после очередного поворота сквозь стволы деревьев видишь то место, которое только что прошел. Это выматывает. Да и последние трое суток были трудные и динамичные.

Вскоре пришлось вставать лагерем на ночь. Разожгли костры и уселись у огня в ожидании готовности каши. Все выглядели смертельно усталыми, но все-таки довольными. У костров шло бурное обсуждение разных эпизодов боев за прошедшие дни. Говорили и о сегодняшнем, но как о странном случае. Чаще сетовали, что и саблей не пришлось помахать, а вот про тот гром и огонь с черным дымом, очень похожий на растущий гриб…

Из темноты вынырнул Демьян и уселся рядом.

– Тихие дозоры проверил.

Он поерзал, усаживаясь поудобнее, и спросил:

– Володимир Иванович, а зачем мы в поганых охотничьими стрелами стреляли? Ведь толку от них никакого.

Макар Степанович улыбнулся и закрыл глаза, а Лисин Илья навострил уши.

– А ты на месте того тысяцкого что бы подумал? – спросил я.

Демьян задумался, пожал плечами:

– Ну, то, что вокруг охотники да простой люд собрались.

Я наставил палец:

– Вот видишь, почти правильно. Схитрить и заставить врага недооценить противника – значит, наполовину выиграть.

И тут подал голос Илья Лисин:

– Но проще было тяжелой стрелой их всех взять. Ведь ты, княже, да Демьян по сотне могли в землю уложить.

– Неправильно мыслишь, сын. – Макар Степанович открыл глаза и с укоризной посмотрел на Илью: – Не сотню, совсем не сотню. Думаешь, поганые стояли бы на месте, пока всех не перестреляли? Нет, они пошли бы в атаку. И только Господь ведает, сколько русских воев полегло бы в той сече. А стреляя легкими охотничьими стрелами, мы заставили их собраться в одном, нужном нам, месте. Ведь так, княже?

– Так, Макар Степанович.

– Все-таки здорово бахнуло. Враз поганых раскидало, да еще сожгло и утопило. Эх!

Илья зажмурился и продолжил:

– А хорошо бы собрать всех поганых в одном месте и… бабах!

И он махнул руками, изображая взрыв.

– Соберем, Илья. Все у нас получится. Ладно, бояре, давайте спать. Завтра, чую, трудный день у нас будет.

* * *

Дружина стояла у самого края леса, ожидая результатов разведки. Из-за снегопада видимость была плохой, но на другой стороне поля, вдалеке, угадывалась стена леса, а за перелеском, что соединял лесной массив, что-то дымило. Оттуда через перелесок шла широкая полоса вытоптанного снега. Похоже, тут прошли монголы, а там дымятся остова сгоревших домов какой-то деревни.

– Княже, поганые сожгли деревню и ушли. Давно. Люда не видно, мыслю, в полон угнан.

Кивнул дозорному и повернулся к Лисину:

– Макар Степанович, ты со своей сотней первым иди. Как деревню пройдешь, то вставай у той опушки и встречай обоз. В случае появления монголов нас не жди, уходи.

– Добре. – Лисин взмахнул рукой, и сотня стремительно пересекла поле, завернула в перелесок и скрылась в дымке снегопада.

Такая погода хороша для открытого передвижения, если бы не одно «но». Монголы делают переходы в любую погоду и время суток. Поэтому из-за вероятности столкнуться с большим отрядом на открытом месте дружина и обоз пойдут сквозь лес. Пусть дорога к лагерю выйдет дольше, зато мы не столкнемся со степняками, которые сейчас очень злые.

Пересекли поле, и за перелеском открылась картина сгоревшей деревни. Огромные, еще дымящиеся черные пятна пепелищ напоминали о том, что когда-то тут стояли дома и обширные хозяйственные постройки. В молчании проехали мимо, лишь задержавшись у темного пятна на снегу, которое падавший снег так и не смог прикрыть. Перекрестились и прочитали молитву.

Впереди раздались крики, и мы рванули вперед. Оказалось, что там дозор встретил уцелевших селян, которые успели сбежать в лес. Дозорные стали в круг, в центре которого стояла всего одна семья. Мужик с женой, к которой жалось пятеро ребятишек. Они с тревогой смотрели на нас. Я отправил сотни дальше в лес, а с обоими Лисиными и Демьяном подъехали к ним.

– Кто вы?

Мужик скинул шапку и, ломая ее в руках, стал говорить: