Балканские призраки. Пронзительное путешествие сквозь историю - Роберт Д. Каплан

– Ненавижу слово грек. Это искаженное турецкое слово, означающее «пес» или «раб», – горячился Сотирис так, что его слышали все посетители ресторана. – Называй меня эллином. Называй меня ромиосом, если угодно. Но только не греком.

Древние греки сами себя называли эллинами, и это слово стало означать греков (или ту часть греческой души), чьи корни на Западе. Ромиос буквально означает «римский» и относится к грекам Восточной Римской империи (часто именуемой Византией), чьи корни на Востоке. Патрик Ли Фермор, британский путешественник, писатель и несравненный знаток греческого языка и культуры, вычленил более шестидесяти характеристик и признаков, которыми различается менталитет эллина и менталитет ромиоса. Если эллин полагается на принципы и логику, то ромиос полагается на инстинкт; если эллин – человек просвещенного неверия, то ромиос верит в чудотворные свойства икон; если эллин придерживается западного кодекса чести, то ромиос демонстрирует неразборчивость в достижении личных целей и т. д. Разумеется, как в случае с Папапулитисом и многими другими знакомыми мне греками, и эллинский, и ромиосский аспекты личности грека могут сосуществовать бок о бок в одном человеке.

Фермор, как многие эллинофилы, остро сознавали ориенталистский аспект Греции. Кстати сказать, лорд Байрон, поэт-романтик XIX в. и доброволец, принимавший участие в греческой войне за независимость, терпеть не мог специалистов по Древней Греции, называя их «выхолощенными ретроградами», полными «антикварных банальностей». Филэллинизм[61] Байрона опирался на трезвый взгляд на страну, а не на миф. Что касается скандаливших между собой партизан, с которыми английский поэт столкнулся в кишащих москитами болотах Западной Греции в 1820-х гг., он отметил: «Их жизнь – борьба против правды; они злобствуют, защищая себя». Казандзакис, отнюдь не иностранец, тоже не сомневался в подлинной душе Греции: «Современный грек… когда начинает петь… ломает корку греческой логики. Из него сразу же проступает Восток со всем его мраком и мистикой».

Для греков Восток – царство этого мрака, мистики, печали и иррационального – включает специфические воспоминания и события, неотъемлемые от византийского и османского наследия.

Для западных туристов и поклонников Греции массовым символом этой страны должен быть Парфенон, возведенный Периклом в V в. до н. э. – в золотой век афинской демократии, в тот период греческой истории, с которым все мы на Западе хорошо знакомы. В школе мы узнали о минойской и микенской цивилизациях, из которых спустя несколько веков выросли греческие города-государства, в том числе Афины и Спарта. Они воевали между собой и с персами, народом, который в те времена представлял «варварский Восток». Мы узнали, как выжила и распространилась греческая культура благодаря греку, уроженцу Македонии Александру Великому. И мы в целом представляем себе масштаб и величие истории Древней Греции: мир гомеровских Илиады и Одиссеи, ассоциируемый с микенской культурой 2-го тысячелетия до н. э., отделен почти десятью веками от мира Сократа, Платона и Аристотеля. Греческая история в том виде, в котором мы ее представляем на Западе, – длинная и вдохновляющая сага. К сожалению, эта великая сага – лишь один компонент греческого прошлого, и это прошлое не закончилось, когда наступили темные века. То, что поклонники Древней Греции считают темными веками, – на самом деле было началом другого периода греческого величия – византийского.

И у самих греков другое здание, расположенное очень далеко от Парфенона, точнее говоря, сейчас находящееся за границами современной Греции, вызывает гораздо более сильный прилив эмоций и ностальгии.

Греки, как все православные христиане, огромное значение придают своим церквям, которые являются не только местом поклонения, но и хранилищем сокровищ их материальной культуры, переживших кошмарные века османского владычества. Константинос Кавафис, величайший из современных греческих поэтов, описал эти чувства в стихотворении «В церкви»:

Среди всех греческих церквей одна выделяется особо: храм Святой Софии Премудрости Божией в Константинополе (Стамбуле). Он построен в VI в. византийским императором Юстинианом. Плоский, широкий купол в окружении ряда полукуполов и мощных контрфорсов величественно возвышается, словно парит над водами, омывающими Сарайбурну (мыс Серальо). Даже сегодня, лишенный своего золотого и серебряного убранства, с потускневшими и закопченными фресками, его интерьер превосходит любое здание мира по ощущению слияния безграничного богатства с мистической силой. В 1980-х гг. я несколько раз бывал в храме Святой Софии. И каждый раз инстинктивно чувствовал, что природа политических страстей Греции может быть объяснена именно здесь, а не в Парфеноне. Проходя через императорские ворота в подкупольное пространство, я всегда чувствовал, что попадаю словно в огромный город с мраморными стенами, галереями, колоннадами, мозаиками, с большими, непонятными пространствами, расходящимися в разные стороны. Храм Святой Софии стал прототипом всех православных соборов, в том числе и собора Святого Марка в Венеции, а также и турецких мечетей.

Но храм Святой Софии ныне не действующий. Это турецкий Музей Айя-София. Вместо колоколов, благовоний и священников на стенах массивные круглые диски зеленого цвета с арабскими письменами, говорящими: «Аллах велик». Греческие туристы приезжают в Стамбул, чтобы посетить Музей Айя-София, но многие испытывают разочарование, а большинство греков даже не могут себя заставить туда войти. «Сама мысль войти в нашу церковь в городе, который некогда был величайшим из греческих городов, и увидеть там мусульманские символы – я даже не могу передать, что я буду там чувствовать. Это что-то ужасное», – однажды признался мне один мой афинский друг. Стамбул для греков всегда будет Константинополем, даже притом что «град Константина» больше не существует. Греки не могут себя заставить произнести «Стамбул». Услышав это название из уст иностранца, они морщатся, как израильтяне морщатся при слове «Палестина» или как многие арабы при слове «Израиль». Резиденция Его Святейшества Патриарха Греческой православной церкви Варфоломея находится не в Афинах, а в Константинополе, в деревянном здании на узкой, грязной улице. Это все, что осталось от Византия, столицы империи, возникшей в 324 г. как наследница Рима и уничтоженной спустя 1100 лет, в 1453 г., вторжением армии османов. В течение этих одиннадцати веков Византийская империя была греческой империей, и Греция тогда представляла собой нечто гораздо большее, нежели классическая средиземноморская культура, с которой знаком Запад: это было северное культурное царство невообразимой глубины и структуры, чье влияние распространялось до средневековой Московии.