Я отпускаю тебя - Клер Макинтош

Инспектор Стивенс лезет в карман и шлепает паспортом о стол. Мне не нужно его открывать, чтобы понять: это мой паспорт. Я гляжу на полицейского инспектора, на раздраженную адвокатшу и, протянув руку, касаюсь обложки. Я помню, как заполняла заявление о смене фамилии перед бракосочетанием. Я придумывала сотни вариантов подписи, спрашивая Йена, какая выглядит самой взрослой и лучше отражает мой характер. Получив паспорт, я сочла его первым материальным свидетельством изменения моего статуса и не могла дождаться, когда предъявлю его в аэропорту.

Инспектор Стивенс наклоняется, упираясь руками в стол. Его лицо оказывается на одном уровне с моим.

– Вы не обязаны больше его защищать, Дженнифер.

Я вздрагиваю:

– Пожалуйста, не называйте меня так.

– Расскажите мне, как все произошло.

Я молчу.

Детектив Стивенс заговаривает тише, и его спокойствие передается мне. В душе начинает теплиться робкая надежда.

– Мы больше не позволим ему бить вас, Дженна.

Значит, они все знают… Я медленно выдыхаю и гляжу на инспектора Стивенса и на Рут Джефферсон, вдруг ощутив страшную усталость. Инспектор открывает коричневую папку с надписью «Петерсен». Моя фамилия по мужу. Фамилия Йена.

– Десятки звонков, – произносит он. – Соседи, врачи, прохожие – но только не вы, Дженна. Вы ни разу к нам не обратились. А когда приезжали полицейские, вы не хотели с ними говорить, не выдвигали обвинения. Почему вы не позволили вам помочь?

– Потому что он бы меня убил, – просто отвечаю я.

После паузы детектив Стивенс продолжает снова:

– Когда он впервые вас ударил?

– Это сейчас важно? – Рут смотрит на свои часы.

– Да, – обрывает ее Стивенс, и адвокат вновь опускается на стул, прищурившись.

– В первую ночь после свадьбы. – Я закрываю глаза, вспоминая боль, ворвавшуюся из ниоткуда, и стыд оттого, что мой брак рухнул, еще, по сути, не начавшись. Я помню, каким нежным был Йен, когда вернулся, как мягко обихаживал мое избитое лицо. Я тогда попросила прощения и продолжала делать это еще семь лет.

– Когда вы обратились в убежище на Грантем-стрит?

Я удивляюсь тому, сколько же им известно.

– Я туда не обращалась. В больнице заметили мои синяки и начали расспрашивать про мужа. Я ничего не сказала, но они дали мне визитку и сказали, что я могу туда пойти в любой момент и буду там в безопасности. Я не поверила – как я могу оказаться в безопасности в одном городе с Йеном? – но карточку сохранила. С ней мне было не так одиноко.

– Вы ни разу не пытались от него уйти? – спрашивает инспектор Стивенс. В его глазах горит плохо скрываемый гнев, но направлен он не против меня.

– Много раз, – отвечаю я. – Йен уходил на работу, и я начинала собираться. Ходила по дому и соображала, что смогу увезти с собой. Складывала все в машину – машина, видите ли, оставалась моей.

Инспектор покачал головой, не понимая.

– Она была оформлена на мою девичью фамилию. Это вышло нечаянно – я еще не привыкла к своему новому имени, но потом это стало принципиально важным. Остальное принадлежало Йену – и дом, и бизнес… Во мне крепло ощущение, что я больше не существую, что я стала очередным его приобретением. Поэтому я так и не переоформила машину. Мелочь, конечно, но… – Я пожала плечами. – Я упаковывала вещи, а потом все аккуратно доставала и ставила обратно на свои места. Каждый раз.

– Почему?

– Потому что он бы меня нашел.

Инспектор Стивенс листает папку, оказавшуюся неожиданно толстой, хотя в ней упомянуты лишь инциденты, закончившиеся вызовом полиции. Сломанные ребра, сотрясение мозга, когда потребовалось лечение в больнице… На каждый замеченный синяк приходилось с десяток скрытых.

Рут Джефферсон кладет руку на папку:

– Можно?

Инспектор глядит на меня, и я киваю. Он передает папку, и адвокат начинает ее просматривать.

– Но после того случая на дороге вы все-таки уехали, – говорит инспектор. – Что изменилось?

Я глубоко вздыхаю. Мне хочется сказать, что я набралась смелости, но, конечно, это было не так.

– Йен мне угрожал, – тихо отвечаю я. – Сказал, если я когда-нибудь пойду в полицию или проговорюсь о том, что случилось, он меня убьет. И я знала, что он говорит всерьез. В ночь после аварии он так меня избил, что я не могла стоять, а потом поднял за шиворот и сунул руку в кухонную раковину. Он лил мне на ладонь кипяток, пока я не потеряла сознание от боли, а затем поволок меня в мастерскую и заставил смотреть, как он крушит мои работы – все, что я закончила.

Я не могу смотреть на инспектора Стивенса – все силы уходят на то, чтобы выговаривать слова.

– После этого Йен уехал, куда – не знаю. Первую ночь я провела на кухонном полу, затем ползком забралась на второй этаж и легла в кровать, молясь о смерти, чтобы когда он вернется, то не смог бы больше меня бить. Но он не вернулся. Его не было несколько дней, и понемногу я оправилась. Я начала мечтать, что он ушел насовсем, но он почти ничего с собой не взял и мог вернуться в любой момент. Я поняла – если останусь с ним, однажды он меня убьет. И вот тогда я сбежала.

– Расскажите, что случилось с Джейкобом.

Я опускаю руку в карман и касаюсь фотографии.

– Между Йеном и мной произошла ссора. Я проводила выставку – такой масштабной у меня еще не было. Я потратила несколько дней на ее подготовку вместе с куратором, Филиппом. Это было дневное мероприятие, но Йен все равно напился в хлам и обвинил меня в интрижке с Филиппом.

– А у вас действительно был роман?

Я краснею.

– Филипп гей, – отвечаю я. – Но Йен ничего не желал слушать. Я плакала и от слез плохо видела дорогу. Лил дождь, слепили фары встречных машин. Йен все орал на меня, называл шлюхой и потаскухой. Я поехала через Фишпондс, чтобы объехать пробки, но Йен заставил меня остановиться, ударил и отобрал ключи, хотя от выпитого не мог даже толком стоять. Машину он вел как сумасшедший, все время крича, что вот сейчас-то преподаст мне урок. Мы ехали по жилым кварталам, среди домов, а Йен все прибавлял скорость. Я была в ужасе… – Рассказывая, я невольно заламываю руки. – Впереди через дорогу побежал мальчик. Я закричала, но Йен и не подумал убрать ногу с педали газа. Мы сбили ребенка. Его мать не удержалась на ногах и тоже упала на асфальт. Я попыталась выбраться из машины, но Йен запер двери кнопкой и начал сдавать назад. Он не дал мне вернуться.

Я судорожно вдыхаю, а когда выдыхаю, звук похож на низкий стон.

В маленькой комнате очень тихо.

– Джейкоба убил Йен, – говорю я, – но я чувствовала себя так, будто это я задавила ребенка.

Патрик ведет машину осторожно. Я приготовилась к расспросам, но он молчит, пока очертания бристольских окраин не скрываются вдали. Когда маленькие городки сменяются зелеными полями, а на горизонте проступает зазубренная линия прибрежных скал, Патрик поворачивает ко мне голову: