Драконий берег - Екатерина Лесина

был главой личной охраны лорда. И знак свой получил из его рук. Он честно прожил жизнь, как и его сын, и сын его сына, и…

– Я понял.

Что ж, бывает и такое.

Лука коснулся рукояти ножа, что валялся в умывальнике. Старенький, но острый с виду. Кухня небольшая. Несколько шкафчиков, ящики выдвижные. Полка для кружек, а кружек всего пара. Из них одна с трещиной. Третья, помнится, на террасе осталась зарастать песком.

Ножи. Тарелки.

Дуршлаг и банки с консервированной фасолью. Ага, есть в томатном соусе, есть в белом. Тушенка имеется. И что это? Крупа, варенная с мясом? Такого Лука не пробовал. Местные, должно быть, производят. Лука, покрутив банку – надо будет отыскать, купить интереса ради, – вернул ее на полку.

Заглянул в последний шкаф. Не оставил без внимания стол.

И свет включил, зажмурился, позволяя глазам привыкнуть. С прошлого вечера роскошь убранства несколько поблекла. Цветы вот осыпаться стали. Свечи погасили, чтоб не сгорели раньше времени. Но в целом впечатляет.

Должно было быть красиво.

Подходить ближе он не стал: потом, когда маг потрясет своим веником из перьев и решит, что и нестандартные методы работают плохо, Лука все осмотрит. А сейчас он просто знакомился с домом.

– Что они вообще за люди?

– Кто?

– Уна эта…

Шторки веселенькие, но какие-то чужие, что ли? Как и эта огромная супница в виде рыбы. Она была настолько лишней здесь, что Лука скривился. Лишних вещей он не любил.

– Уна хорошая девочка, только несчастная, – шериф стоял, прислонившись к косяку, и баюкал ружье. – Мать у нее… белее белой стать желала и дочку под себя гнула. Потом познакомитесь. Страшная женщина.

– В каком смысле?

– В прошлом году она диктовала церковному комитету, как украшать город на Рождество. И церковь. И в позапрошлом тоже. И раньше… по-моему, с тех пор, как с Зои несчастье произошло. До того, конечно, та, будучи Эшби, командовала. А вот отошла, и Саммерс остальных подвинула. Моя, помнится, очень злилась.

В рыбе было пусто.

Но пахло едой, такой вот сытный привязчивый запах, заставляющий принюхиваться.

– Саммерс ей никогда не перечил. Хотя при нем она и держалась тихо, как и подобает хорошей жене. Вихо с матушкой не спорил. Пожалуй, она единственная, кто мог с ним управиться. А вот с Уной не выходило. С детства та сама по себе. И при старике Эшби, пожалуй. Он с ней возился. Одно время наши шептались, что Уна его дочь, только внебрачная, но потом бросили. Уж очень она на Саммерса походила.

Снимков нет. Ни одного, что странно.

На полке книги выстроились, разномастные, потрепанные, но пыли на них Лука не обнаружил. Вытащив одну, он раскрыл наугад, хмыкнул, скользнув взглядом по строкам, и вернул на место.

Статуэтку дракона, вырезанную из дерева, Лука разглядывал долго.

– Это Гевин делает. Он большой мастер. И парень рукастый, даром что диковат.

– Кто такой Гевин?

– Так, егерь, – шериф пожал плечами, будто удивляясь, как можно не понимать очевидного. – Но они все… не совсем нормальные. То есть не психи, конечно, просто драконы им ближе, чем люди.

– Насколько ближе?

А ведь Лука не слышал, чтобы дверь открывалась. И ступать Милдред умела тихо, крадучись, хотя цветочный аромат духов ее выдавал.

– Ближе. Понятней.

Шериф смотрел на Милдред без восхищения. Скорее читалось в его взгляде недовольство. Знать бы чем? Впрочем, Милдред обладала удивительной способностью злить мужчин.

Или привлекать. Или и то и другое разом.

– Настолько ли понятней, чтобы людей и вовсе… не считать за равных? – она не коснулась статуэтки, но склонила голову набок, любуясь ею.

А ведь и вправду красиво.

Дракон сидел на полированном камне, вцепившись в него всеми четырьмя лапами и тонкий хвост служил дополнительной опорой. Чуть приподнятые крылья. Опущенная шея. Изящная голова. И главное, исполнено все так, что диву даешься.

– Не знаю. Мне не докладывают, – довольно резко ответил шериф. – Сами у них и спросите.

– Спросим, – согласилась Милдред и, обращаясь уже к Луке, сказала: – Здесь мы ничего не найдем. Надо поговорить с этой девушкой… хотя…

Она огляделась.

Дом обыщут. Перевернут от подвалов до чердака, и потом снова и снова, пытаясь вытрясти из пыльного древнего нутра его хоть что-то полезное.

Но Милдред права. Не тот это зверь, чтобы оставить следы.

– Я пройдусь, – она не спрашивала, она ставила в известность. И Лука кивнул.

Дракона чуть подвинул.

Подошел к столу, который, казалось, Милдред совсем не заинтересовал. Она смотрела не на это представление в фарфоре и серебре, но на дом. А Лука смотрел на нее.

Ему ведь велено было приглядывать?

Вот он и…

А что любуется, так есть чем. Вот Милдред остановилась у стены, задумчиво коснулась пальцами губ, а потом этой самой стены, будто передавая той то ли поцелуй, то ли часть дыхания. Вот дрогнули ноздри, и Милдред резко развернулась. Тонкая прядь скатилась на лоб, пересекая его надвое.

Узнает ли он Милдред? Тот охотник, который когда-то выбрал другую жертву.

Насколько она изменилась?

Лука догадывался, что сильно, но если выйдет так, что узнает? Не захочет ли Чучельник присоединить ее к своей коллекции?

Милдред присела у низкого дивана, погладила истрепанную обшивку его. Взгляд скользнул по пледу. И на стену. На темные пятна, что едва заметно выделялись на выгоревших обоях. И выходит, снимки здесь были, но потом кто-то снял их.

Кто?

Книжная полка. Книги Милдред изучает особенно внимательно. И хмурится. Или улыбается. Едва заметно, но ей к лицу улыбка. Прикусывает губу…

Встает. Покачивается, перетекая с носка на пятку. Ей явно непривычно в туфлях на низком каблуке, и эта едва заметная неловкость делает Милдред живой. Почти.

Когда она покидает комнату, Лука идет следом.

Он заглядывает в ванную комнату, правда, для этого приходится стать близко к Милдред, но та не проявляет недовольства. А Лука отмечает, что сегодня от светлых волос пахнет яблоками. И волосы эти приподнимаются на макушке. А еще видна тонкая длинная шея с полосой старого шрама. К нему хочется прикоснуться, и, пытаясь сдержать неправильное это желание, Лука прячет руки за спину.

– Щекотно, – Милдред оборачивается и оказывается слишком близко.

Глаза темные.

А волосы светлые, будто пеплом припорошенные. И брови такие же. Вовсе она не бледная немочь… не немочь.

– Когда ты дышишь в спину.

– Извини.

– Ничего. Мне сказали, что тут есть убежище.

Кто сказал? И почему ей, а не Луке? Хотя у него никогда не получалось заводить тех легких, ни к чему не обязывающих отношений с людьми, которые сполна окупались информацией. Люди Луку сторонились.