Дом Солнц - Аластер Рейнольдс

В кабинете Джиндабин мы застали мистера Джинкса. Магистрат и ученый сидели за столом друг напротив друга и поочередно прикладывались к мундштуку фырчащего чайничка с трубками и клапанами.

— Кое-что случилось, — сообщила нам Джиндабин. Мистер Джинкс протянул ей мундштук, и она сунула его в рот, даже не протерев. — Похоже, ваша трогательная похоронная церемония дала неожиданный результат. Мы обычно не позволяем творить такое с атмосферой.

— Нам разрешили, — заявила я, готовая ощетиниться.

Джиндабин примирительно подняла руку:

— Я не оспариваю. Знай мы о масштабах планируемой церемонии, вероятно, воспротивились бы, но факт остается фактом — мы дали вам зеленый свет.

— Возникли проблемы? — спросил Лихнис.

— Трудно сказать, — вступил Джинкс. — Похоже, вы подвигли Фантома на ответ. Он проявляет активность, особенно у платформы, как правило, в дневные часы. Сегодня появился ночью. Для нас это проблема. Мы не любим, когда Фантома тревожат, беспокоят, выводят из себя. Целые цивилизации гибли, попав к нему в немилость. Мы не хотим пополнить их число.

— Что случилось? — спросила я.

— Вчера, после окончания погребальной церемонии, Фантом приблизился к платформе, которую мы позволили вам посетить с раненым роботом, — начала магистрат. — Разумеется, мы отслеживали его перемещения и не удивились присутствию в том секторе, но не ожидали, что Фантом подлетит к самой башне, и еще меньше — что он остановится.

— Геспер вернулся! Пожалуйста, скажите, что Геспер вернулся!

— Так что? — присоединился Лихнис.

Магистрат приложилась к мундштуку.

— В ходе наблюдений на платформе обнаружен золотой объект, по форме напоминающий человека. Вчера его не было.

— Нам срочно нужно туда, — сказала я Лихнису.

— Сперва нужно попросить разрешение, — напомнил он.

— Я даю его вам, — проговорила магистрат. — Иначе зачем было вас вызывать? Однако Фантом неподалеку. Робота нужно забрать немедленно. Если не управитесь в течение ближайшего часа, его останки станут собственностью научного совета.

— Они принадлежат машинному народу, — заявила я.

— Уже нет. Робот перестал быть представителем машинного народа, как только Фантом его разобрал. Объект на смотровой платформе — артефакт Фантома и лишь внешне напоминает робота, которого вы знали. Очень сомневаюсь, что хоть один его атом остался в первозданном виде.

— По-моему, пререкаться не стоит, — прервал ее Лихнис.

— Вам точно не стоит, — парировала магистрат. — Идите и заберите останки. Делайте с ними что хотите. Поручаю вам сообщить эту новость другим роботам. И… не интересуйтесь больше Фантомом. Никогда.

— Не будем, — пообещала я.

— Когда вы говорите «останки», что…

— Я говорю как есть. Судя по наблюдениям, робот выглядит почти так же, как в день, когда вы его оставили. Он больше не слит с куском корпуса, но других изменений к лучшему нет. Ваш план, увы, провалился.

Пять минут спустя мы с Лихнисом летели на флайере, пустив его во всю прыть. Разговор не клеился — мы обрадовались, что Геспер вернулся, но тотчас сникли, услышав о его состоянии. Камеры слежения не обнаружили признаков жизни у золотой фигуры, которая после ухода Фантома ни разу не шевельнулась. Под нами проносились дюны, и я поняла, что меньше всего ожидала такого результата — что Геспера вернут невосстановленным. Я допускала, что Фантом починит его, что превратит в нечто странное, что вообще не вернет. Что Геспера разберут, на несколько дней втянут в облачный разум, а потом изрыгнут в прежнем состоянии — казалось бессмысленным. Увы, факты не изменить, от золотой фигуры на постаменте не отмахнуться.

— Может, ему нужно время, чтобы восстановиться? — предположил Лихнис. — Как больному после операции на планете, где еще режут людей ножами и лазерами.

— Спасибо, что стараешься меня подбодрить. Но лучше не обнадеживай впустую.

— Я лишь к тому, что о Геспере мы знаем не так много. Исключать нельзя ничего. Фантом не просто так его вернул.

— Фантом поиграл с Геспером, разобрал забавы ради, понял, как он работает, и, наигравшись, вернул.

— Не починив?

— Мы же не знаем, что думает Фантом. Вдруг, в отличие от нас, он не считает, что Гесперу нужна помощь.

Вскоре мы подлетели к башне и, когда пошли на посадку, четко рассмотрели Геспера. Он лежал на спине и не шевельнулся, даже когда над ним пролетел флайер. В глаза бросалось одно-единственное изменение — отсутствие оплавленной массы с включением обломков «Вечернего». Фантом явно понял, что бесформенному куску на Геспере не место, восстановил расплавленные части тела робота, но последний шаг не сделал — к жизни его не вернул.

Мы сели на платформу и вышли из флайера. Лихнис достал из багажника леваторы и, пока мы шли к постаменту, толкал их перед собой по воздуху.

Я опустилась на колени перед Геспером и провела ладонью по золотым выпуклостям его груди.

— Ни следа повреждения, — проговорила я тихо, словно боясь потревожить спящего. — На теле ни единого изъяна, даже руки теперь одной толщины. Вряд ли у него осталась органическая ткань.

— Фантом столько сделал для Геспера, так почему не оживил?

— Огоньки до сих пор кружатся, значит какая-то активность сохраняется.

— Но не интенсивнее, чем до встречи с Фантомом.

— Я думала, все будет не так. Думала, если Геспер вернется, то целым и невредимым.

Лихнис прикрепил леваторы и поднял робота над платформой. Тот не шевельнулся, застывшие конечности даже без опоры лежали неестественно ровно. Казалось, перед нами золотой монолит.

Я взглянула на горизонт, не увидела ничего и разозлилась, словно меня подвели, словно Фантом Воздуха нарушил соглашение.

— Нам пора, — проговорил Лихнис, и я отвернулась, чтобы он не видел мох слез.

Двести пятьдесят шесть слоев лежали на полу квадратом-мозаикой стороной в шестнадцать плиток. Волчник разместила их по мудреной схеме, а на первый взгляд казалось — как попало. Суть принципа заключалась в том, что если слои соседствовали на плитках, то не соседствовали на теле Синюшки. В итоге получилось, что одна содержала слой тела целиком, а соседняя — отдельные куски. Плитки светились изнутри — в каждой еще теплилась жизнь. Под тонким стеклом масляными ручейками текли физиологические жидкости. Легкие Синюшки сдувались и раздувались — каждое ритмичное движение эхом отдавалось на многих плитках, разделенных каменными дорожками так, что получилась решетка. Больше всего зрелище напоминало классический сад с прудом, на темной поверхности которого пульсировали странного вида кувшинки. Когда мы пришли, Волчник расхаживала по дорожке, покачивая пистолетом. Допрос уже начался: Синюшке в бессчетный раз задавались одни и те же вопросы.