Дом Солнц - Аластер Рейнольдс

— Значит, мы заодно. — Я повернулся к Волчник и к мозаике из блестящих плит с корчащейся начинкой. — Вот почему расправу нужно остановить, пока не поздно. Волчник не убийца, но она нам не помогает. Я понимаю ее ненависть и желание отомстить, но сейчас не время и не место.

Снова раздался треск энергетического разряда. Снова за ним последовал крик Синюшки.

— Волчник! — громко позвал Чистец. — Пожалуйста, сделай паузу.

Волчник обернулась. Она целилась прямо в нас, глаза полыхали звериной злобой. На балконе защитных приспособлений не было. Если пистолет не запрограммировали против стрельбы по Горечавкам, одно неосторожное движение могло привести к гибели пяти-шести шаттерлингов.

— Что случилось, шаттерлинг Чистец?

— Ничего, Волчник. — Как ни старался Чистец скрыть волнение, голос его дрожал. — Я подумал, что пора устроить перерыв.

— Мы ничего не выяснили.

— Тем не менее… нелишне проанализировать нашу тактику, а может, внести изменения.

К моему облегчению, Волчник опустила пистолет и повернула регулятор интенсивности луча заряда — вероятно, поставила на предохранитель, затем двинулась к нам. Пистолет повис в воздухе.

— Это никуда не годится. У меня же получалось!

— Ничего у тебя не получалось, — парировал я.

— Разве Лихнису не запретили присутствовать на допросах? — недовольно уточнила Волчник у Чистеца.

— Запрет касался зала для допросов, — ответил вместо него я. — Балкон — место общественное. Следом за мной придется удалить и имирийцев.

— Еще немного, и Синюшка раскололся бы, — сказала Волчник Чистецу, упорно меня игнорируя. — Я это чувствую интуитивно.

— Беда в том, что неизвестно, сколько придется терзать Синюшку, прежде чем он заговорит, — заметил Чистец. — А он, образно выражаясь, ресурс невозобновляемый. Если убьешь этого, другого Синюшки про запас нет.

— Мне хватит одного.

— Боюсь, Чистец прав. — Аконит примиряюще улыбнулся. — Ты славно потрудилась, мы все тебе благодарны, но сейчас стоит подумать о новой тактике.

Чистец взглянул на меня, потом снова на Волчник.

— Синюшка меня слышит? — тихо спросил он.

— Нет. Я отключила ему аудиоканал, когда ты меня остановил.

— Телесные повреждения мы больше наносить не станем. По крайней мере, пока не испробуем все другие способы. Поэтому скорректируй интенсивность луча так, чтобы не пробивать стекло. Будем симулировать пытку, расстреливая инфосоединения между слоями.

— Чистец, Синюшка почувствует разницу. Боли-то не будет.

— Значит, обойдемся без боли. Синюшка и так почувствует, что истончается, теряет слой за слоем. Даже без боли ощущение не из приятных.

— Он поймет, что процесс обратим.

— Но уверен не будет, особенно если продолжать стрельбу. Пока Синюшку еще можно собрать в единое целое, способное разговаривать и ходить. А если и дальше простреливать слои, он превратится в книгу, где половина страниц вырвана, в определенный момент окажется за гранью восстановления — и почувствует это.

Вряд ли Волчник изменила мнение, но едва ли ей хотелось в открытую пререкаться с Чистецом и другими. Ей предлагали продолжить допрос, то есть давали отличный шанс сохранить лицо перед зрителями. Руки, конечно, будут связаны, но это не так унизительно, как полное отстранение.

— Мне это не нравится, — тем не менее заявила она.

— Но ты подчинишься, — договорил за нее Чистец. — Милая, это оптимальный вариант. Если он окажется тупиковым, я первым признаю ошибку. Но пока поступим именно так.

Мрачная и недовольная, Волчник возвратилась к мозаике и схватила пистолет, словно осу в кулак зажала. Она отрегулировала интенсивность луча и повернулась к нам, сжимая рукоять побелевшими пальцами:

— Будь по-вашему, девочки и мальчики.

Роботы навестили меня вскоре после полудня. Лихнис остался смотреть, как Волчник допрашивает Синюшку, а я вернулась в комнату, где мы снова устроили Геспера. За день его состояние не изменилось, но я знала, что должна быть начеку и не упустить ни секундного оживления, ни малейшей попытки заговорить.

— Вы сделали все возможное, — заявила Каденция, без предупреждения появившись у двери. Я аж вздрогнула. — Не корите себя за то, что ничего не получилось.

— Почему же ничего? — обиделась я, заметив за Каденцией фигуру Каскада. — Геспер отделен от сплавленной массы, его тело полностью восстановлено. Даже рука.

— Рука? — удивленно переспросил Каскад.

— На левой руке под оболочкой из металла у него была органическая ткань. Он выдавал себя за человека, чтобы попасть на Вигильность.

— Мы впервые об этом слышим, — сказала Каденция.

— Впрочем, сейчас важно само участие Фантома, который не просто швырнул Геспера обратно на платформу. Он определил, что именно с ним не так, — и именно это вызывает тревогу.

— Решил мелкие проблемы, — подытожил Каскад.

— Да, возможно, только откуда уверенность, что Фантом не отремонтировал Геспера полностью? Не восстановил ему память и не устранил все повреждения?

— Налицо доказательства обратного, — сказала Каденция. — По сравнению с предыдущим осмотром новых признаков когнитивной деятельности, увы, не наблюдается.

— Огоньки у него в голове до сих пор горят.

— Но слабее, чем прежде, и не кружатся. Не стоит слишком на них уповать.

— По-вашему, Геспер мертв?

Мне почудилось, что роботы обмениваются мыслями, — воздух резко загустел, словно перед грозой.

— Надежда есть, — без особой уверенности наконец ответила Каденция. — Но его паттерны могут нарушиться в любой день. Чем скорее он отправится в Машинное пространство, тем лучше.

— Мы не хотели беспокоить вас после гибели Минуарции, — мягко, но настойчиво начал Каскад, — однако, если это не слишком болезненно, нельзя ли вернуться к разговору о нашем отлете?

— По-моему, вопрос уже решен, — отозвалась я. — Геспер здесь, с Минуарцией мы попрощались. Хотите — забирайте мой корабль сегодня же.

— Вы уверены? — уточнила Каденция.

— Абсолютно. Забирайте, чтобы я больше его не видела.

— Такой вариант подходит нам идеально, — сказал Каскад.

— Если это поможет Гесперу, моей Линии и машинному народу, такой вариант подходит и мне. — По сути, я сказала полуправду.

До гибели Минуарции и возвращения Геспера я искренне возмущалась тем, что вот-вот потеряю «Серебряные крылья». Сейчас остались лишь опустошенность и ощущение, что меня предала не только моя Линия, но и сама Вселенная. Отмена наказания мало что изменила бы — это как бросить камешек в пруд и ждать, что он выйдет из берегов.