Миг возмездия - Эрик Фрэнк Рассел

дойдет до Клавиза, он примчится во весь дух и напомнит, что Лиминга ловят уже не в первый раз. Ну и что с ним в конце концов сделают? Лиминг терялся в догадках. Ведь раньше он просто не давал им времени как следует развернуться. Вряд ли его сразу расстреляют. Если у них развитая цивилизация, то они сначала устроят перекрестный допрос, а потом посадят в тюрьму. А если нецивилизованная — тогда разыщут Клавиза или кого-нибудь из своих союзников, знающих язык Земли, и, не останавливаясь ни перед какими жестокостями, вырвут из пленника все нужные сведения.

В давние времена, когда конфликты ограничивались одной-единственной планетой, существовало защитное средство, так называемая Женевская Конвенция. В ней предусматривалось существование независимой инспекции в лагерях для военнопленных, доставка им из дома писем, посылок с продуктами. Теперь ничего этого нет. У пленника всего два способа защиты: собственные силы и слабое утешение, что соотечественники могут отыграться на захваченных в плен врагах. Причем второе — скорее мечта, чем реальность. Ведь отыграться они смогут, если узнают, что с кем-то из своих жестоко обращаются в плену.

Время почти стояло на месте. Караул сменялся уже два раза. Еще раз принесли поесть. Наконец, он увидел, что за окном темнеет. Украдкой поглядывая в сторону единственного окна, Лиминг понял, что пытаться выскочить из него, находясь под прицелом двух ружей, — чистое самоубийство. Маленькое оконце находилось так высоко, что в спешке через него трудно протиснуться.

Как бы сейчас пригодился его пистолет с ядовитыми запахами!

Первейший долг пленного — сбежать. Для этого придется с неимоверным терпением выжидать подходящий момент. А как только подвернется удобный случай, использовать его на все сто процентов. Один раз ему это почти удалось, так почему бы вторично не попытать счастья? А если пути на свободу нет, нужно его придумать.

Да, перспектива не из приятных. И, похоже, скоро она станет еще неприятнее. Если бы он знал местный язык или хотя бы один из тех, на которых говорят народы Сообщества, он бы даже полиглота Клавиза заставил поверить, что черное — это белое. Беззастенчивая наглость имеет свои преимущества. Кто знает, может быть, приземлившись, он сумел бы сладкими речами и бесконечной самоуверенностью, приправленной необходимой дозой нахальства, заставить местных жителей отремонтировать ему дюзы и даже пожелать счастливого пути, так, что они даже и не подозревали бы, что оказали услугу врагу. Сладкая мечта, но совершенно неосуществимая… Он не умел разговаривать ни на одном из языков Сообщества, и это сводило его шансы к нулю. Даже младенца не уговоришь с погремушкой, если вместо слов будешь издавать нечленораздельное мычание. Но должен же быть какой-то шанс! Он схватился бы за него обеими руками. Если, конечно, противник настолько глуп, чтобы его предоставить.

Оценивая стражников так же, как когда-то взвешивал способности офицера своих первых конвоиров и Клавиза, Лиминг решил, что они вряд ли являются интеллектуальной элитой Сообщества. Зато у них медвежья хватка и крокодилья злоба. Как раз то, что нужно, чтобы засадить человека в тюрьму и гноить его там до скончания веков.

Вот уж ничего не скажешь — прирожденные тюремщики.

Его продержали взаперти четыре дня, регулярно принося еду и питье. Долгими ночами он порой забывался сном или часами думал, угрюмо поглядывая на своих невозмутимых стражей. Лиминг уже изобрел тысячи планов освобождения, рассмотрел их и отверг. Большинство казались надуманными, фантастическими и нереальными.

Однажды он дошел до того, что пытался загипнотизировать охранников, неотрывно глядя на них, пока у самого чуть не закрылись глаза. На них это не произвело никакого впечатления. Как все пресмыкающиеся, они могли очень долго сидеть неподвижно, лениво глядя прямо перед собой.

Утром четвертого дня в комнату вошел офицер, крикнул: «Амаш!» и указал на дверь. Его тон и манеры явно не отличались дружелюбием. Наверное, кто-нибудь уже догадался, что пленник прибыл из лагеря врагов. Поднявшись, Лиминг вышел в сопровождении четырех охранников. Двое шли впереди, двое сзади. Офицер замыкал шествие. На дороге их поджидал обитый сталью фургон. Лиминга посадили в кузов и заперли дверь. Два охранника, вскочив на заднюю подножку, вцепились в поручни. Третий сел в кабину водителя. Путешествие длилось тринадцать часов, причем все это время пленник провел в полной темноте.

Когда машина, наконец, остановилась, Лиминг уже придумал новое, на редкость гадкое, словечко. Он не замедлил его сказать, как только дверь открылась.

— Хлюндик — энк! — прокричал он.

— Амаш! — ответил охранник, не оценив вклада пленника в словарь бранных выражений, и бесцеремонно толкнул его в спину.

Лиминг неуклюже вылез из машины.

Он успел увидеть высокие стены на фоне ночного неба, а над ними сияние ярких огней. Потом они прошли через железные ворота и направились дальше, в просторную комнату, где его ожидало шестеро врагов мрачной наружности.

Один из них подписал бумагу, которую ему передал начальник конвоя. Когда стража вышла, закрыв за собой дверь, все шестеро принялись недружелюбно рассматривать пришельца.

Один из них что-то произнес начальственным тоном и знаком приказал Лимингу раздеться.

Лиминг тут же обозвал его хлюндиком, окопавшимся в тыловом болоте. Однако ничего хорошего из этого не вышло. Громилы схватили его, быстро раздели и обыскали всю одежду, обращая особое внимание на швы и карманы. По ходу действия они проявили замечательную сноровку специалистов, которым уже не раз приходилось выполнять такую работу и которые знали, что искать и где. Никто не проявил никакого интереса к анатомии чужака, хотя он стоял перед ними в самом подходящем для изучения виде.

Наконец, его вещи отложили в сторону, а одежду отдали. Пока Лиминг одевался, специалисты недовольно перешептывались, осматривая его обувь. Оставив пленнику минимум одежды, они выпустили его через заднюю дверь, провели по большой каменной лестнице вниз и заперли. Стук захлопнувшейся двери прозвучал как удар судьбы.

Из ночной темноты сквозь решетку окна, расположенного под самым потолком, пробивался свет восьми звездочек и одной маленькой луны. Нижнюю часть оконца окрашивал слабый желтоватый отблеск наружного освещения.

Ощупью продвигаясь в темноте, он наткнулся на деревянную скамью, стоявшую у стены. Лиминг попробовал отодвинуть ее, и ему это удалось. Подтащив скамью к окну, он взобрался на нее, но выглянуть наружу не смог: не хватало пары футов. Он возился с тяжелой скамьей, пока ему не удалось прислонить ее к стене под углом, потом осторожно забрался на самый верх и приник к решетке.

С высоты сорока футов открывалось голое, вымощенное камнем пространство, которое, насколько можно было видеть, тянулось вправо и влево. Пространство замыкала гладкая