Китайская кукла - Наталья Александрова

– А река с рекой – обязательно! – докончила Юлия поговорку с своем духе.

«Ну и что я узнала? – уныло думала Надежда, трясясь в маршрутке. – Для чего я таскалась в этот музей? Ну, повидалась с Юлькой Полянской, так не больно-то и хотелось. Мы с ней никогда не дружили. Единственно полезная вещь – я узнала, что в музее была кукла. Именно ее украли. И я могу предположить, что у той женщины, в чьем бюро я нашла открытку, тоже была не только открытка, но и кукла. Как там писала ей подруга невидимыми чернилами? “Береги свою куклу”. Значит, у нее, этой Марии Ставрогиной, тоже была кукла. И у писателя Скабичевского. А нельзя ли предположить, что тот, кто украл куклу из музея, и тот, кто убил ту женщину – кстати, как ее звали? – это один и тот же человек? По всему получается, что можно.

Но здесь, в музее, ничего не сломали, никого не убили, просто взяли куклу и ушли. А в квартире все порубили в капусту, как будто в приступе безумной ярости. Но тут, в музее, имеется сигнализация. Полицию вызывать не надо, она сама приедет через две минуты. Ну две не две, а через пять минут они приехали и никого не застали. Стало быть, грабитель знал про сигнализацию и вовремя убрался. А там дура-соседка по батарее стучала вместо того, чтобы патруль вызвать…

И что мне теперь делать? Выбросить эту историю из головы? Да, но убийство имело место… Ясно, что дело нечисто…»

Так и не придя ни к какому выводу, Надежда вышла на своей остановке и направилась к дому. Пребывая в глубокой задумчивости, она не заметила, как следом за маршруткой остановилась неказистая синяя машина. Из нее вышел молодой человек и медленно пошел за Надеждой, одновременно разговаривая по мобильному телефону.

Убедившись, что Надежда Николаевна идет к своему подъезду, молодой человек перестал делать вид, что разговаривает, и на самом деле набрал нужные кнопки. Когда ему ответили, он сказал только одно слово: «Жду».

Через некоторое время рядом с синей машиной припарковался скромный серый «Опель». Из него вышла молодая женщина, одетая подчеркнуто скромно – джинсы, кроссовки, темная маечка. Женщина постучала в окно, водитель вышел, и она протянула ему ключи от «Опеля». Сама же села в синюю машину и уехала, а «Опель» тихонько въехал во двор и припарковался напротив подъезда Надежды.

Неприметный человек в неприметной машине, которого никто не замечал, наблюдал за этими маневрами, морщась и вздыхая. Учил-учил, а все без толку. Ничуть не скрываясь, при всем честном народе пересаживаются, меняются ключами… Никакого профессионализма у этих молодых!

На данном этапе всей группе повезло, поскольку наблюдательная соседка Антонина Васильевна пила чай и смотрела сериал по телевизору. Очередную серию никак нельзя было пропустить, там назревал семейный конфликт и важные перемены.

Руководитель группы, умеющий быть таким незаметным, находился в некотором недоумении по поводу этой Надежды Лебедевой. На вид – самая обычная домохозяйка. Отчего же тогда крутилась во дворе, где жила убитая, и расспрашивала дворника?

Непохожа она на праздно шатающуюся зеваку. Хотя все возможно. При своей трудной работе он повидал множество самых разнообразных человеческих характеров. Нужно, нужно за ней проследить, поскольку, откровенно говоря, нет у него больше никаких версий, кто мог убить Елизавету Петровну Куркину, так звали убитую. Хоть бы какую ниточку получить…

У полиции, кстати, тоже ничего нет. Ну, опросили они соседей, никто ничего не видел, жила покойная тихо, незаметно, ни с кем дружбу не водила, с родственниками связи не поддерживала. Полиция посчитала ее случайной жертвой ненормального, да и смирилась с еще одним безнадежным висяком.

У него, конечно, сведения о покойной более полные, однако пока тоже нет никакой вменяемой версии. Вот разве что эта Лебедева… Нужно ее разрабатывать.

С утра Надежда засобиралась за теткиными очками. Тетка, кстати, уже два раза звонила и напоминала, что именно сегодня они будут готовы. Она, дескать, уже в мастерской интересовалась.

– Да помню я, помню! – Сначала Надежда отвечала терпеливо, затем раздраженно, потом просто бросила трубку.

На улице снова стояла несусветная жара, даже утром градусник показывал двадцать семь, так что же к вечеру-то будет, когда асфальт нагреется… Поэтому Надежда надела открытую маечку и новую шелковую юбку.

Как починили теткины очки, Надежде не понравилось – топорно, по старинке.

– Зато никогда больше не поломаются, это я вам гарантирую, – с обидой сказал мастер, перехватив ее недовольный взгляд. – Вам красота нужна или надежность?

– Да это не мне… – с досадой ответила Надежда, представляя, что выслушает от тетки. – Ну хорошо, спасибо вам.

– То-то, – бросил он и отвернулся.

Надежда спрятала очки в сумку и поспешила на выход. Поблизости у нее было еще одно важное дело.

Выйдя в соседний двор, она огляделась. Ничего не изменилось – те же чахлые кустики, покрашенная скамеечка. Только мусорные баки были пусты и не валялась куча разломанной мебели.

– Та-ак… – протянула Надежда, – стало быть, порядок навели… Это хорошо…

В сторонке остался рисунок Игоря – маленькая девочка с куклой под мышкой. Рисунок был неумело огорожен камешками и веточками – как видно, девочка не хотела расставаться со своим портретом. Хотя все равно до первого дождя.

Надежда наклонилась ближе. Все-таки у Игоря большой талант, зря Галина заставляет его тратить время на тусовки да на эти, как она говорит, суаре… С ума сойти, бедный Игорь!

– Не трогайте! – закричал кто-то детским голоском, и рядом появился оригинал портрета. – Не стирайте!

– Да я и не собиралась ничего трогать, – сказала Надежда девочке. – Просто посмотреть…

– Вы, женщина, что хотели? Что вам тут нужно? – Это подоспела мать девочки.

Все было как два дня назад – дворничиха с метлой, девочка с конфетой, только куклы у нее в руках не было.

– Да я тут позавчера была вот с художником, – Надежда кивнула на портрет на асфальте, – мы с вами еще разговаривали. А сейчас просто из оптики иду.

Она достала из сумочки большую конфету и дала девочке.

– Смотрю, чисто у вас, как и не было беспорядка, – начала Надежда издалека.

– Да уж, – пригорюнилась дворничиха, – был человек и нету, даже вещей не осталось. Квартира пустая.

– Плохо, когда одинокий человек умирает, – поддержала Надежда разговор. – Вспомнить его некому. Эта женщина из семнадцатой квартиры одинокая ведь была, нелюдимая, так?

– Елизавета Петровна-то? – встрепенулась дворничиха.

«Стало быть, ее тоже Елизаветой звали, – подумала Надежда. – А что такого? Та ей какой-нибудь прабабкой приходилась верно. Или более дальней родней».

– Одинокая – это да, – согласилась дворничиха, – но не скажу, что нелюдимая. Просто на лавочке со старухами сидеть не любила. Да и то сказать, что там высидишь-то? Одни сплетни.