Легенда о Коловрате - Вадим Саралидзе

– Княжича нет. Изволил заспаться с молодой женой, – отчитался Каркун, преданно уставившись на сотника черным, дурным глазом. Ратники переглянулись, понимающе усмехаясь и перешучиваясь. Евпатий строго посмотрел на рослого безбородого детину, бывшего в десятке за старшего, видать, это и был Емеля. Емеля кивнул в ответ и рявкнул зычным голосом:

– Тихо!

Дружинники разом замолкли и подобрались, глядя прямо перед собой. Евпатий удовлетворенно покачал головой и негромко приказал:

– Ближний бой в малом строю.

Емеля тут же заревел, как медведь-шатун, подгоняя ратников:

– На чет-нечет разбились! Ближний бой в малом строю!

Дружинники торопливо разобрали деревянные мечи и палицы и принялись отрабатывать бой в строю: прикрывать товарищей щитом, бить дружно, а не вразнобой, и снова защищаться. Топали сапоги по затвердевшему снегу, гремели под ударами щиты и шеломы, словно бойцы исполняли грозный ратный танец. Евпатий смотрел, как ладно и стройно бьется десяток, и одобрительно покачивал головой. Все-таки на пользу им пошла его наука.

Внезапно крепкая пятерня хлопнула Евпатия по плечу. Тот вмиг обернулся, положив руку на рукоять меча и грозно глядя по сторонам. Позади него стоял молодой, богато одетый воин и довольно улыбался. Евпатий отпустил меч и спросил сурово.

– Ты кто таков?

Улыбка у молодца быстро сползла, сменившись на досадливую гримасу, а голубые глаза глянули с укором.

– Евпатий, братец, кончай! Опять, что ли?!

Евпатий лихорадочно вспоминал, где он уже видел сегодня это лицо. Эти же светло-русые волосы, эти же ясные глаза. Только вот лицо было старше. Князь Юрий! Стало быть, это…

– Доброго утречка, Феодор Юрьевич! Как спалось?

Уже успел подскочить ухмылявшийся до ушей Каркун. Евпатию стало неловко оттого, что он не признал княжича, и от этой неловкости он заговорил неприветливо:

– Отвечай, чего опоздал. Десяток должен вместе обучаться, все десять.

Молодец в ответ только всплеснул руками, указывая на Коловрата, дескать, смотрите, люди добрые, какая несправедливость творится.

– Отчего опоздал? Неужели забыл! Нечего сказать, хорош крестный!

– Чей крестный? – не понял Евпатий, от удивления заломив шапку на затылок.

– Да сына моего, Иванушки!

Федор шлепнул себя по лбу пятерней и принялся объяснять:

– Сегодня же крестины! А ты – крестным должен быть! Неужели и вправду забыл!? Эх! Постой, тебе ведь и самому готовиться надо!

Евпатий посмотрел на бойцов, которые стояли за деревянной решеткой в ожидании приказа. Княжич проследил его взгляд и продолжил, высоко подняв голову:

– А если ты так переживаешь, что я ратный урок пропущу, я тебе вот что скажу – не нужны мне все эти твои половецкие пляски с притопами и поучения, как драться в лад надо, тоже ни к чему. Не по-нашему это. На Руси, знаешь как говорят? Богатырь один раз бьет – четверых мнет! Давай уговор, выставляй своих четверых, пускай слаженно бьются, как эллины, как ромеи, как татары-нехристи, а уж я их по-русски на снежок положу! Только после в эту клетку ни ногой. Идет?

Евпатий медленно кивнул, неотрывно глядя Федору в глаза, и дал знак Емеле. Тот довольно осклабился в предвкушении потехи и немедля принялся строить четверку дружинников:

– Найдён! Мал! Снегирь! Вьюн! Круговой бой на малых палицах. Начали!

Названные ратники кинулись выбирать деревянные палицы и шестоперы, а Федор уже успел скинуть тулуп, оставшись в тонкой работы кольчуге поверх рубахи, и, весело гикнув, запрыгнул за решетку. Улыбаясь и поводя широкими плечами, княжич поднял с земли тяжелый длинный шест и, лихо размахнувшись, кинулся на дружинников, которые торопливо старались построиться спина к спине. Шест просвистал над самой землей, и двое ратников повалились на землю, как снопы. Оставшаяся на ногах пара бойцов ухватилась за шест с двух сторон, стараясь обезоружить противника, но княжич только весело оскалился, крякнул, наперев на шест широкой грудью, и сбил дружинников с ног, словно это были соломенные чучела. Свистая и помахивая шестом, словно ребенок палочкой, Федор отошел в сторонку и потешаясь смотрел, как воины пытаются встать с земли. Четверка дружинников недолго сквернословила, потирая ушибленные места, уже через пару мгновений суровые оклики и брань Емели помогли им построиться, сомкнув щиты сплошной стеной. Топая сапогами, они напирали на дерзкого противника, словно горный оползень. Федор только рассмеялся в ответ:

– Коловрат! Меня бабьими плясками не напугать! Смотрите, это я только щелчки раздал! Могу ведь и до кулаков дойти!

Он, рыкнув, взмахнул шестом и налетел на строй, но, встретив отпор, отскочил обратно. Попробовал обойти слева – не вышло. Зашел с правой стороны – но куда бы ни бил богатырь, всюду его встречали стена щитов и ответный удар палиц, метивших ударить по руке или разбить голову. Княжич, тяжело дыша, крутился вокруг дружинников, как волк вокруг загородки, но никого достать своим оружием не мог. Они же шаг за шагом теснили соперника в угол, прижимая его к решетке, где несподручно было махать длинным шестом. Федор пятился, защищаясь уже с трудом, пока, наконец, не пропустил удар, обрушившийся на правое плечо. Шест полетел на снег, и в следующий миг деревянная булава так хватила безоружного богатыря по уху, что он рухнул наземь, раскинув ноги. Под дружный хохот ратников княжич поднялся на ноги, помотал гудящей словно колокол головой и прислонился спиной к решетке.

– Ну как тебе наши пляски? Головушка не закружилась? – ехидно спросил Емеля, незаметно давая дружине знак остановиться.

– Да разве ты не видел, что я оскользнулся?! Иначе бы у них не вышло!

Федор, сам не свой от досады, напоказ принялся натягивать съехавший сапог. Но Каркун и тут умудрился влезть, над решеткой высунулось его лицо, сияющее от гордости, как медная деньга:

– Видали мы, как ты оскользнулся! Бык на бойне так оскальзывается! Так что приходи, свет наш Федор, завтра на зорьке с десятком строиться, да не опаздывай…

Княжич успел незаметно слепить крепкий, тяжелый снежок и теперь ловким броском сшиб Каркуна с забора, метя ему в черный, дурной глаз. Пока Каркун взывал к Евпатию о справедливости, Федор перемахнул наружу из площадки, подобрал тулуп с шапкой и, расталкивая зевак, отправился прочь. На полдороге он остановился и обернулся на Евпатия, собираясь что-то сказать, но, увидев, что его крестный брат силится сдержать смех, лишь махнул зажатой в кулаке шапкой и крикнул в сердцах:

– Да ну тебя!

Евпатий поглядел ему вслед с улыбкой на устах, припоминая про себя и Федора, и про их дружбу, и про жену его – красавицу Евпраксию, дочку никейского царя Иоанна Третьего (это лишь предположение автора, в летописях сказано: «Спустя немного лет князь Федор Юрьевич сочетался браком, взяв супругу из царского рода именем Евпраксии», царями же назывались только греческие императоры).