Лечь на амбразуру - Фридрих Незнанский

Гордееву нравилось работать с народными заседателями. Люди простые, в иезуитских судебных тонкостях негораздые, они были способны откликаться эмоционально. На что и рассчитывал Юрий Петрович. И свою защитительную речь, когда толстуха судья Валерия Семеновна предоставила ему это право, предварительно крепко стукнув своим деревянным молотком по столу, чтобы наладить тишину в зале, начал с того, что рассказал о своих, в сущности, подзащитных пока — разумеется, пока! — являющихся самыми способными студентами всемирно известного учебного заведения, а уже завтра готовых принять в свои руки эстафетную палочку от титанов российской науки. Это все следовало подчеркивать — постоянно и неуклонно.

Да, как все молодые и горячие головы, они не могут обходиться без шуток и розыгрышей, не замечая порой, не отдавая себе отчета, что их розыгрыши могут нанести существенный моральный и даже материальный урон объектам их шуток. Но все это — следствие их молодости. А не злой расчет.

А теперь перейдем к так называемым жертвам. К пострадавшим…

Гордеев знал, что говорил. И как говорил. Он не счел за великий труд и связался с прокуратурой Дагестана. Ничего не поделаешь, приходится для пользы дела просить о помощи друзей — старшего следователя Управления по расследованию особо важных дел Генеральной прокуратуры Александра Борисовича Турецкого и генерала милиции, начальника МУРа Вячеслава Ивановича Грязнова. Запрос не заставил себя долго ждать. И вот в руках Гордеева имелась выписка из приговоров народного суда Республики Дагестан. Что он и собирался зачитать суду и присяжным.

— Так кого же мы сегодня видим перед собой? — с пафосом вопрошал адвокат. — На скамье подсудимых — наши будущие, как я уже говорил, Королевы и Туполевы, которые, кстати, тоже сидели в тюрьмах, но, правда, по другому поводу. А вот истцы. Кто они? Позвольте мне зачитать выписки из документов Верховного суда Дагестана, полученные только что. Итак, Бецоев Султан Абдурахманович… в девяносто седьмом году был осужден у себя на родине на три года. За грабеж. Значит, вышел на свободу, можно сказать, на днях. Второй, Алиев Казбек Алиевич, дважды привлекался по статье сто пятьдесят восьмой — кража, но почему-то оба раза отделывался наказанием условным.

Весь зал возмущенно загудел. Но каждое возмущение носило свой ясный оттенок. «Папахи» сердились оттого, что адвокат занимается не своим делом. Он пусть защищает студентов, а не лезет обвинять пострадавших! «Ах вот вы какие!» — зло торжествовала вторая половина зала. Валерии Семеновне даже пришлось трижды обрушить на свой стол судейский «молот». Наконец, стихло.

— Ну, почему продали эту дурацкую игрушку студенты, в общем, объяснять не нужно. Тот, кто хочет, чтобы его обманули, обязательно этого добьется, тут большого ума не надо!

Гордеев тут же получил предупреждение от судьи. И немедленно искренне извинился: речь не о конкретных людях, а о принципе — по пословице.

— А куда деньги девали? Да никуда, по сути. То есть мыслей об обогащении у студентов не было. Рассмотрим другую сторону. С какой целью приобретали, причем, по свидетельству очевидцев, весьма настойчиво, сопровождая свои требования даже угрозами шантажа, эти двое граждан? Только ли для собственного обогащения? А может быть, задачи перед ними стояли более широкие — и прежде всего желание подорвать российскую экономику? Ведь они же не знали, что машина не производит денег, а лишь выдает по требованию то, что в нее было заложено изначально. И, кстати, эти деньги были честно заработаны так называемыми изобретателями!

И далее Юрий Петрович, несмотря на возмущенные выкрики «папах», предположил, что, с его точки зрения, было бы очень правильно провести расследование самого факта приобретения двумя вышеуказанными гражданами машинки, печатающей деньги, и выяснить, с какой целью они это сделали. Это — во-первых, и, во-вторых, также выяснить в том же порядке, о каком счетчике и о каких процентах у них шла речь. Не повод ли это для более глубокого уголовного расследования?

«Папахи» были злые, но хитрые и всю свою ненависть к адвокату, явно срывавшему у них верное, хорошо оплаченное дело, они конечно же выражали вслух и довольно бурно, но… на родном языке. Эти бесконечные «цха» и «пчха» так и взвивались под низкие своды зала, но как обвинять человека в неуважении к суду, если ты не знаешь языка, на котором тебя в открытую матерят?

Кажется, судья посчитала, что сказанного вполне достаточно. Стук ее карающего молотка утихомирил аудиторию: обратил крики в обычное злобное шипение, причем двустороннее.

Юрий Петрович уже успел высказать свою точку зрения на квалификацию деяния и полагал, что, конечно, нормальные народные заседатели — а в том, что они нормальные люди, он и не сомневался — не дадут восторжествовать откровенной несправедливости.

И оказался прав. Суду даже длительного времени не потребовалось для того, чтобы вынести свой вердикт. Меру пресечения выбрать условную, но пострадавшим ущерб возместить. Большего Гордееву в принципе и не требовалось.

Со спокойной душой он покинул душное помещение, оделся и вышел на улицу. Свежий морозный воздух с такой силой ударил по мозгам, что прямо-таки закружилась голова.

Гордеев малость отдышался и направился к своему «форду», чтобы ехать в Москву, домой.

И тут его перехватил вышедший из здания Чушков. Следователь не поленился, догнал и по-приятельски прихлопнул по плечу:

— А ты молоток, Гордеев! Это ж надо, куда копнул!

Юрий Петрович посмотрел, подмигнул и спросил:

— Подвезти? Я на машине, — и кивнул на свой «форд».

— Нет, спасибо, моя — там! — Он кивнул куда-то вбок.

— Тогда пока, Василь Васильич, — протянул ему руку Гордеев.

— Пока-пока, — быстро произнес тот и боком отчалил.

Гордеев хмыкнул и покачал головой: ох, темны дела Твои во облацех…

А у машины его, оказывается, уже поджидало явное «лицо кавказской национальности». «Сейчас потребуют разборки», — подумал Юрий Петрович, но парень в ушанке с опущенными ушами предупредительно поспешил:

— Пройдите, пожалуйста, вон к тому джипу. — Он указал на большую черную машину в стороне. — Ничего не бойтесь, — добавил не без ухмылки.

— А чего я должен бояться? — с вызовом спросил Гордеев. — И вообще, у меня такой порядок: если я нужен, извольте завтра в консультацию. Знаете где.

— Не надо, адвокат, не надо. Просто подойди, поговори, тебе что, жалко?

«Странная постановка вопроса», — усмехнулся Гордеев.

— Ну ладно, пойдем.

Было уже поздно, и в темноте салона Гордеев, когда перед ним открыли дверцу, увидел полного и лысого мужика. В зале суда он его не встречал, во всяком случае.

— Садыс, пожалста, — с сильным акцентом сказал лысый. — Нэ стэсняйса.

Гордеев поднялся в салон, сел рядом, на заднем сиденье.

— Скажи, Юрий Петрович, а еслы я тебе адвокатам брал, что бы гаварыл?