Львиное Сердце. Дорога на Утремер - Шэрон Кей Пенман

свободно творит на языке неверных и покровительствует арабским поэтам? Как способен он свою собственную жизнь доверять нехристям? Ведь не только личную его охрану набирают из чернокожих мусульманских рабов, но сарацины также служат у него во дворце поварами, лекарями и астрологами.

Сбитая с толку и глубоко встревоженная, Алисия порывалась поделиться страхами с Джоанной. Однако так и не отважилась из-за леди Мариам, дамы с раскосыми глазами, волосами чёрными как вороново крыло и с сарацинской кровью в жилах. Мариам говорила по-французски столь же свободно, как по-арабски, и сопровождала Джоанну в церковь, но оставалась одной из них, этих безбожных язычниц. И всё же Алисия с болью убеждалась, что Джоанна любит её. Из фрейлин королевы лишь две были её близкими подругами: дама Беатриса, острая на язык анжуйка средних лет, сопровождавшая Джоанну с детства, и леди Мариам. Сарацинка.

По прошествии нескольких недель Алисия поймала себя на том, что непрестанно думает о леди Мариам, этом воплощённом в плоти и крови олицетворении того, что девочка не могла понять в сицилийском обществе. Она тайком наблюдала за молодой дамой, с подозрением следила за тем, как та покорно слушает мессу и молится Богу христиан. Француженка думала, что ведёт слежку незаметно, но однажды, пока священник взывал к Господу, сарацинка посмотрела на Алисию и подмигнула. Девочка так смутилась, что выбежала из церкви, объяснив свой уход тем, что ей стало плохо. И всё же ей необходимо было выведать секрет Мариам, понять то, как удалось той внедриться в самое сердце двора христианской королевы.

Хотя Джоанна обращалась с девочкой милостиво, фрейлины почти не обращали на неё внимания, то ли завидуя фавору королевы, то ли считая её слишком маленькой. Зато Алисия неделями присматривалась к ним, поэтому знала, к кому лучше подступиться: к Эмме д’Алерамичи или к Бетлеме де Гречи. Обе удостаивали Алисию лишь равнодушной вежливости, но обожали сплетничать, и юная француженка надеялась, что это свойство возобладает над незначительностью собеседницы.

И оказалась права. Эмма и Бетлема более чем охотно поделились с ней скандальной историей Мариам. Та приходится королю Вильгельму сводной сестрой, злорадно сообщили фрейлины, и рождена от рабыни в гареме его покойного отца. Овдовевшая мать Вильгельма выказывала мало склонности к заботе над малолетней, страдающей от тоски по дому невесте сына, поэтому тот вверил опеку тёте Констанции, которой самой было всего двадцать четыре. Именно Констанция выбрала Мариам в подруги Джоанне, поведала Бетлема. Похоже, тётя государя сочла сходство в возрасте фактом более существенным, чем сомнительное происхождение и нечистая кровь, добавила Эмма. Вот так Мариам оказалась в фаворе у королевы.

Ненависть Эммы и Бетлемы пробудили в Алисии неожиданное чувство — проблеск симпатии к Мариам. Впечатлил её и факт, что в жилах у неё течёт королевская кровь. Но что такое гарем? Фрейлины с удовольствием пояснили, что все сицилийские короли усвоили презренный обычай арабских эмиров держать для своих утех сарацинских рабынь. Мать Мариам была одной из этих распутниц, и сама Мариам есть плод похоти короля Вильгельма. Когда Алисия выразила уверенность, что уж господин-то супруг королевы Джоанны не содержит никакого гарема, обе сплетницы рассмеялись над такой наивностью. Ещё как содержит, заявили они. Да и почему нет? Какой мужчина откажется от подружки, обязанной исполнять любую его прихоть? Подружки, не способной сказать «нет», само существование которой зависит от способности ублажать господина, удовлетворять самые сокровенные его желания, не важно насколько извращённые.

Алисия не поняла, о чём речь. То, что происходит между мужчиной и женщиной в постели, когда те поженятся, оставалось для неё загадкой. Она знала, что не все мужья верны жёнам, улавливала болтовню слуг про похотливость брата Одо. Однако супруга Одо была тоща как скелет, остра на язык, и Алисия не могла припомнить, чтобы хоть раз слышала её смех. Джоанна, напротив, прекрасна, умна и любезна. С какой стати Вильгельму желать другую женщину, кроме той, с которой он сочетался браком?

Как оказалось, именно этим самым вопросом терзалась Джоанна в ту тёплую ноябрьскую ночь, лёжа без сна рядом с похрапывающим мужем. Ей не с чем было сравнивать, но иногда королеве казалось, что их с супругом любовным играм чего-то не хватает. Они были достаточно приятны, но не целиком удовлетворительны. Ей всегда хотелось чего-то большего, хоть и не вполне ясно чего. Впрочем, она старалась не углубляться в эти мысли, предпочитая посмеяться над собой. А чего она ожидала? Что обычные, из плоти и крови мужчина и женщина воспылают друг к другу неземной страстью любовников из песен трубадуров?

Однако в эту ночь на уме у неё было нечто большее, чем плотские наслаждения, которые Церковь считала греховными, если испытывать их с иной целью, кроме продолжения рода. Джоанну огорчало, что Вильгельм не посещал её ложе на прошлой неделе, когда условия для зачатия были идеальны. Долг всякой женщины обеспечить мужа наследниками, и долг этот тем более священен, когда на кону стоит судьба королевства. Но Джоанной руководили не только матримониальные соображения. Ею руководила боль, которая не проходит никогда, горькое томление матери, похоронившей своё дитя.

Королева всё ещё скорбела о прекрасном мальчугане, жизнь которого была исчислена днями, и не понимала, почему спустя восемь лет после смерти Боэмунда так и не смогла понести снова. Факт достаточно беспокоил её, чтобы побудить обратиться за консультацией к женским докторам из прославленной медицинской школы в Салерно. Там ей сообщили, что лоно наиболее восприимчиво к семени в дни по окончании ежемесячных истечений. Джоанна поделилась сведениями с Вильгельмом, но тот далеко не всегда спешил посетить её в эти судьбоносные ночи, и в таком случае молодая женщина молча дулась, расстроенная и сердитая.

Ей представлялось нечестным, что супруг один распоряжается в той области, которая так много значит для них обоих. Однако заявиться к нему без спроса не решалась. В те немногие разы в прошлом, когда она поступала так, Вильгельм явно оставался недоволен такой дерзостью. Хотя смирение давалось ей нелегко, Джоанна изо всех сил старалась играть по его правилам, поскольку было бы очень унизительно войти к нему в личную опочивальню и застать его в постели с одной из сарацинских наложниц. Церковь может проповедовать о взаимных обязательствах супругов, но как женщине требовать своего, когда у благоверного в распоряжении гарем из соблазнительных рабынь, всегда готовых к услугам?

Джоанна до сих пор помнила удар, который испытала, когда спустя год или около этого после приезда на Сицилию проведала про этот гарем. При своей юности девушка знала, что хранить верность вменяется женщинам,