Филантропы в рваных штанах - Роберт Трессел

Сокинза здесь недолюбливали. Около года тому назад он устроился в фирму «Раштон и К°» простым подсобным рабочим, но с тех пор поднатаскался, вооружился шпателем, надел белую куртку и стал считать себя заправским маляром. У рабочих не вызывало возражений его стремление выдвинуться побыстрей. Но заработная плата Сокинза (пять пенсов в час) была на два пенса ниже обычной, и получалось, что, когда работы было мало, более опытных и более высокооплачиваемых увольняли, а Сокинз оставался. Кроме того, все считали, что он доносчик и наушничает десятнику и хозяину. Рабочие предупреждали каждого новичка, чтобы не распускал язык при этой сволочи Сокинзе.

Неприятное молчание, воцарившееся после перепалки, нарушил наконец один из рабочих, рассказавший скабрезный анекдот. Все посмеялись и забыли инцидент с чаем.

− Как ты сыграл вчера? − спросил Красс, обращаясь к штукатуру Банди, изучавшему спортивную колонку «Дейли мракобеса».

− Не повезло, − мрачно ответил Банди. − Я поставил по шиллингу и в ординаре, и в дубле на Стоквелла в первом заезде, но его сняли еще до старта.

Затем Красс, Банди и несколько других рабочих начали гадать, кто придет первым на завтрашних бегах. Была пятница, денег у всех маловато, и по предложению Банди участники беседы скинулись по три пенса, для того чтобы сделать ставку на бесспорного фаворита, о котором писал знаменитый «Капитан Киддем» из «Дейли мракобеса». Несколько человек уклонились от участия в этом предприятии, и среди них Фрэнк Оуэн. Он, по своему обыкновению, был погружен в чтение газеты. Все считали, что он немного того, полагая, что у человека не может быть все в порядке с головой, если он не интересуется бегами или футболом, а болтает вместо этого о религии и политике. Если бы он не был первоклассным мастером, что признавали все, никто не усомнился бы, что он сумасшедший. Ему было года тридцать два. Роста он был среднего, но из-за хрупкого сложения казался выше. Черты лица, довольно тонкие, портила необычайная бледность и резкие пятна неестественного румянца на впалых щеках.

Отношение рабочих к Оуэну до некоторой степени можно было понять, он и в самом деле высказывал довольно необычные суждения по упомянутым вопросам.

Дела в нашем мире идут сообразуясь с раз и навсегда заведенным порядком. Если же кому-то вздумается что-либо изменить, он очень скоро обнаружит, что гребет против течения. Оуэн видел, что небольшая группа людей владеет множеством вещей, а вещи эти − продукт труда. Видел он также, что очень многие − собственно говоря, большинство − живут на грани нищеты; несколько меньшая, но все-таки значительная часть человечества от колыбели до могилы влачит полуголодное существование; а еще меньшая, но весьма многочисленная часть буквально умирает от голода, и эти люди иногда, доведенные до помешательства невыносимой нуждой, кончают жизнь самоубийством и убивают своих детей, желая прекращения своих мытарств. «И вот что самое странное, − думал он, − роскошью и богатством наслаждаются именно те, кто ничего не делает. Те же, кто трудится в поте лица, живут в лишениях и умирают с голоду». Видя все это, он считал, что это глубоко несправедливо, что система, которая привела к такому положению вещей, прогнила насквозь и нуждается в коренных переменах. Он разыскивал и с жадностью читал книги авторов, которые предлагали какой-нибудь выход из этого положения.

Так как он все время говорил об этом, его товарищи по работе пришли к выводу, что мозги у него, по-видимому, слегка набекрень.

Когда все скинувшиеся внесли свою долю, Банди отправился обсудить с букмекером ставки, и, едва он вышел, Истон взял газету, брошенную Банди, и стал внимательно просматривать старательно подтасованные статистические данные о свободной торговле и протекционизме. Берт, вытаращив глаза и раскрыв рот, поглощал содержимое «Уголовной хроники».

Нед Даусон улегся в углу прямо на грязном полу, подложив вместо подушки свернутое пальто, и вскорости уснул. Этот бедолага получал всего четыре пенса в час, исполняя обязанности то подсобного рабочего, то подручного у Банди, каменщиков или кого-нибудь, кому требовалась его помощь. Сокинз решил последовать его примеру и растянулся во весь рост на столе. Еще один рабочий, не поставивший на фаворита, был чернорабочий Баррингтон. Кончив обед, он положил свою кружку в корзинку, закрыл ее и поместил на каминную полку. Затем достал старую вересковую трубку, не спеша набил ее и молча закурил.

Не так давно фирма выполняла заказ одного богатого джентльмена, который жил в деревне неподалеку от Магсборо. У этого джентльмена в городе тоже было недвижимое имущество, люди поговаривали, что он нажал на Раштона чтобы тот взял Баррингтона на работу. Ходили слухи, что молодой человек был дальним родственником этого джентльмена, что он чем-то проштрафился и родня отреклась от него. Полагали, что Раштон дал ему работу, надеясь снискать расположение богатого клиента, от которого рассчитывал получать заказы и в дальнейшем. Но что бы там ни говорили, факт оставался фактом − Баррингтон, который ничего не умел делать, кроме того, чему он научился, уже поступив, был зачислен подручным маляра с оплатой пять пенсов в час.

Ему было двадцать пять. Высокий, примерно пяти футов десяти дюймов, худощавый, стройный и в то же время крепкий. Судя по всему, он старался как можно лучше изучить свое ремесло, и, хотя имел несколько замкнутый характер, относились к нему хорошо. Пока к нему не обращались, он обычно молчал, и вовлечь его в разговор было трудно. В обеденный перерыв он почти всегда дымил трубкой, погрузившись в свои мысли, и, казалось, ничего не замечал вокруг.

Остальные закурили тоже, лениво перебрасываясь фразами.

− Тип, который купил этот дом, имеет какое-нибудь отношение к мануфактурщику Светеру? − спросил десятник плотников Пейн.

− Это он и есть, − ответил Красс.

− Он был членом муниципального совета или чем-то в этом роде?

− Он был в совете много лет, − сказал Красс. − И сейчас там остался. Мэр города в этом году. Он и раньше несколько раз был мэром.

− Послушай, − сказал Пейн задумчиво, − это ведь он женился на сестрице старика Гриндера? Зеленщика Гриндера.

− Да, кажется, он.

− Вовсе не на сестре, − встрял в разговор Джек Линден, − а на племяннице. Я это точно знаю, потому что мы работали в их доме сразу же после того, как они поженились лет десять тому назад.

− Да, да, теперь вспомнил, − сказал Пейн − Она заправляла в одном из магазинчиков Гриндера, да?

− Угу,