Лапти сталинизма. Политическое сознание крестьянства Русского Севера в 1930-е годы - Николай Кедров

Несмотря на значительное увеличение числа исследований по истории крестьянства и заметное повышение их качества общая концепция и оценки развития аграрных процессов, происходивших в Советском Союзе в 1930-е годы, в работах этого периода изменились не столь значительно. В трудах, посвященных непосредственно аграрной истории 1930-х годов, коллективизация, как и прежде, оценивалась как важнейший шаг на пути построения социализма в СССР[46].

Разумеется, в таком контексте ее проведение признавалось неизбежным, а жесткая государственная политика по отношению к «кулакам» оправданной ввиду их «непримиримого сопротивления». Тем не менее определенные изменения в историографии присутствовали. Прежде всего советскими историками-аграрниками был собран колоссальный эмпирический материал. Помимо этого, значительно расширилась проблематика крестьяноведческих исследований[47]. На этом этапе в поле зрения историков, помимо исключительно социально-политических сюжетов, оказались такие проблемы, как характер сельскохозяйственного производства колхозов, изменения в социальной структуре советской деревни, организации управления в колхозах, быте и социальной психологии советского крестьянства. Литература по истории советской деревни пополнилась рядом региональных исследований[48]. В редких случаях ответственность за «перегибы» переносилась с организаторов колхозов на местах на центральное руководство. Однако это были сравнительно робкие попытки критики отдельных политических инициатив коммунистической партии и советского правительства. Действительно коренной пересмотр оценок коллективизации стал возможен лишь с конца 1980-х годов.

Отмена цензуры позволила историкам-аграрникам отказаться от изначально заданной партийной концепции коллективизации, свободно высказывать собственные оценки. Помимо этого, отечественные специалисты получили широкие возможности для знакомства с научным опытом зарубежного крестьяноведения. Этому в значительной мере способствовало издание в России составленной Т. Шаниным знаменитой антологии крестьяноведческой мысли[49] и организация Т. Шаниным и В. П. Даниловым при Московской высшей школе социальных и экономических наук Международного центра крестьяноведения и сельских реформ. Важную роль в методологическом просвещении российских историков сыграл также теоретический семинар: «Современные концепции аграрного развития», материалы заседаний которого регулярно публиковались на страницах журнала «Отечественная история»[50]. К тому же к началу 1990-х годов вполне очевидным для отечественных специалистов стало явление, которое, выражаясь словами известного французского исследователя А. Мандра, можно охарактеризовать как «конец крестьянства». Многократно воспетая в произведениях советских «писателей-дере-венщиков» ностальгия по ушедшей в прошлое российской деревне стала общим местом и в научных сочинениях, посвященных истории крестьянства. Отечественные историки всерьез задались вопросом: в чем причины провалов советского сельского хозяйства? Ответы мало чем различались. Как правило, исследователи рубежа 1980-х — 1990-х годов называли в качестве причин аграрной катастрофы игнорирование Сталиным мнений крупнейших в стране специалистов-аграрников (А. В. Чаянова, Н. Д. Кондратьева и др.) и утрату у колхозных крестьян чувства собственника. Практически все сходились во мнении, что источником перманентного кризиса колхозного строя и советской экономики в целом является непродуманное вмешательство государства в экономическую жизнь советской деревни[51]. Тон дискуссиям задавал В. П. Данилов, пришедший в итоге к мысли, что проведение коллективизации было обусловлено внутрипартийной борьбой в ВКП(б) и дальнейшее развитие СССР могло быть инвариантным[52]. В исследованиях 1990-х годов, посвященных непосредственно процессу коллективизации в СССР, резко изменились оценки государственного вмешательства в жизнь деревни[53]. В этих работах коллективизация признана «антикрестьянской политикой», методы ее проведения «чрезмерно жестокими», государственные программы и планы — «авантюристическими», сталинское законодательство — «драконовским». Следствием коллективизации, по мнению этих авторов, стало начало кризиса зернового производства в стране. Специального рассмотрения удостоились другие аспекты взаимодействия власти и крестьянства в 1930-е годы: репрессивная политика[54], введение паспортной системы[55], налоги и повинности крестьянства[56], голод 1932–1933 годов в СССР[57]. Появились региональные исследования по соответствующей проблематике[58]. Подводя некоторые итоги изучения советской деревни 1930-х годов на данном историографическом этапе, можно заключить, что ученых в большей степени интересовали социально-политические аспекты ее истории, связанные с вмешательством государства. В результате история сталинской деревни предстает как череда таких малопродуманных и в конечном итоге неэффективных вмешательств со стороны власти. Именно взгляд сквозь призму отношений государство — крестьянство до сих пор является доминирующей парадигмой в изучении российской деревни 1930-х годов. Это отчетливо подтверждают публикации в академических журналах[59].