Я (не)твоя собственность - Надежда Марковна Борзакова

зеркале. Точнее не себя, нет. Эта бледная женщина со спутанными русыми локонами, с красными и опухшими глазами и искусанными губами никак не могла быть мной! Жуткое зрелище отняло появившиеся силы…

Рад будет Макс увидев меня такой. Сломленной, полностью в его власти! Ну уж нет. Мой папа разбогател с нуля. Он был сиротой, «босотой», как сам говорил. Брался за любую работу, рисковал, откладывал деньги, инвестировал их, прогорал, но поднимался снова. Снова и снова, пока не достиг головокружительного успеха. Жаль, передать созданное им дело оказалось некому.

У меня на шее висел золотой медальйон на цепочке. Его мне папа подарил на шестнадцатилетие. Внутри было наше с ним фото. Мне семь, я первоклассница. С огромными бантами на косичках и черными бусинами больших глаз. А папе под пятьдесят. Почти полностью седой с сурово поджатыми губами… Но в глазах тепло. Так он смотрел только на маленькую меня.

— Прости меня, папочка, — прошептала я. — Я клянусь, что не сдамся как никогда не сдавался ты.

Поцеловав фото в медальйоне, я закрыла его. И честное слово, мне показалось, что папа здесь. Стоит и смотрит на меня своими строгими, полными теплоты глазами мудрого короля.

Глупо вертеть головой я не стала. Поднялась, переждала головокружение и подошла к двери. Дернула. Та была незаперта. В коридоре было сумрачно. Инстинктивно держась у стеночки, словно если меня обнаружат, смогу с ней слиться, я маленькими шажками пошла вперед. Куда и зачем? В ванную бы…Та оказалась в нескольких шагах. Просторная, светлая, стильная. Дорогая, как и все в этом доме. Душевая кабинка, круглая джакузи в углу. Пара овальных умывальников с позолоченными смесителями.

А когда-то он жил в съемной однушке почти без мебели на окраине города. Когда-то…

Я оборвала себя. «Когда-то» давно прошло. И то «когда-то», каким я жила в те три месяца, существовало лишь в моей голове. А значит, нефиг вспоминать.

Сбросив одежду, я зашла в кабинку. Застанет меня голой, ну и плевать. Во-первых, что он не видел, а во-вторых, если захочет изнасиловать, никакая одежда не помешает. Сделала воду погорячее и стала под упругие струи. Намочила волосы, взяла шампунь с полочки. Бренд хороший и запах тоже. Свежий такой, даже с заложенным носом чувствовался. Гель для душа с таким же ароматом.

Тщательно вымывшись, я закуталась в одно из гигантских полотенец, лежавших на полке возле кабинки. Второе поменьше намотала на голову. В стаканчике стояли упакованные зубные счетки. Взяв одну, почистила зубы.

Взгляд упал на правую руку, на безымянном пальце которой красовались два кольца. Помолвочное — толстый обруч красного золота, инкрустированный мелкими бриллиантами и с одним большим посередине, и обручальное — тоже красного золота и тоже с бриллиантовой инкрустацией. Дизайнерские. И стоят как квартира. И надевались с клятвами в вечной любви и заверениями о всем мире у моих ног.

Криво усмехнувшись, я стянула их с пальца. Прошла к унитазу и бросила их туда, а потом слила воду. От мстительного удовольствия даже как-то полегчало. Вернулась к зеркалу над умывальником.

Расческа. Фен…

Темный силуэт, бесшумно возникший за спиной заставил вскрикнуть.

— Ты всегда любила подолгу купаться, — Макс отлепился от стенки.

Одетый в черную рубашку с платиновыми запонками и брюки, волосы уложены. Аккуратная щетина, тонкий аромат парфюма. В вороте виднеется толстая цепь. На мизинце правой руки массивная печатка. Его бы в таком виде на какое-нибудь собрание акционеров, богатых белых бизнесменов, а не в ванную комнату к его измученной пленнице.

— Чистота — залог здоровья.

— Это правильно, твое отменное здоровье будет очень кстати, — синие глаза смотрели холодно.

Он приблизился, а я не двинулась с места. Очень хотелось забиться в угол, но, черт возьми, Боев этого не дождется.

Горячая даже сквозь ткань рубашки и полотенце на мне грудь уперлась мне в спину. Шершавые ладони с удовольствием прошлись по моим голым рукам. Склонившись, мужчина с шумом втянул воздух возле моих волос, как хищник, обнюхивающий жертву прежде, чем ее сожрать.

Меня начало трясти, но я упрямо молчала и неподвижно стояла, вскинув голову. А руки мужчины переместились на грудь, сжали ее под полотенцем. Потом Макс вдруг резким движением сдернул его под мой испуганный вскрик. Одной рукой обхватил стан, другой сжал горло и втиснул меня в свое тело. Мы стояли перед зеркалом в полный рост. По сравнению с Максом, огромным, как скала, и одетым в черное, мое голое тело казалось совсем маленьким и хупким. Светлая, тонкая кожа как прозрачная. Стало так страшно. Так жалко себя…

— Ну давай! Проси! Умоляй тебя не трогать, — прохрипел мне в ухо.

— Трогай. Давай же. Но знай, что твоей я буду только по праву силы…

Встретившись в зеркале с бешенным взглядом я содрогнулась от ужаса. В нем не было ни капли… Человеческого. Это был взгляд самого настоящего жестокого зверя в человеческом обличье.

— А тогда была по большой и чистой любви? — зарычал он, крепче сжимая на мне руки.

Я разрыдалась от ужаса и отчаяния, оседая в его руках. Максим удержал, не давая упасть на пол.

— Отвечай! — развернул меня к себе.

Встряхнул, впившись пальцами в предплечья. Полные безумной ярости потемневшие глаза горели на бледном, как мел, лице.

— А тогда я тебя любила, — прохныкала я.

— Врешь, дрянь! — и оттолкнул меня.

Не удержав равновесие, я полетела на пол. Ударилась о кафель так сильно, что в глазах потемнело от боли. Завыла, обливаясь слезами у его ног.

— Света, — прохрипел тяжело дыша.

Наклонился ко мне, протянул руки, но я из последних сил отползла. Схватила упавшее полотенце, кое-как им прикрылась. И быть может мне показалось, но во взгляде мужчины на миг мелькнуло отчаяние. Мелькнуло и померкло вновь сменившись безумной яростью.

— Зачем ты так, Максим? Заче-е-ем? За что? — зарыдала я, скрюченными пальцами прижимая к груди мокрую ткань. — Я поверить не могу, что ты такой.

Он выпрямился во весь рост. Навис, как скала, и проревел:

— Это какой? Такой, как вы все?! Разве не такой тебе был нужен, Света?!

— Мне был нужен ты! — заорала я. — Я… Я любила тебя.

— Не смей лгать!

Не знаю как смогла встать на ноги. Голова кружилась, трясло, колени ватные. Бесстрашно скрестившись взглядом с его произнесла:

— Да, это ложь, Максим. Я любила придуманного человека, а не тебя. Тебя настоящего, — я скривилась, — я бы никогда не смогла полюбить.

Изо всех оставшихся сил я сдержалась чтоб не зажмуриться и не втянуть голову в плечи. Знала ведь, он за такое ударит. Да, раньше, в той другой жизни Максим никогда…