Обет без молчания - Ольга Володарская

— И ты согласилась? — решил уточнить он.

— Естественно. От таких вариантов не отказываются.

— Ты же не меркантильная. Зачем тебе его дом?

— Дома я, может, и не получу. А статус резидента Евросоюза — да. Он мне не помешает. Да и хочется пожить в красивом месте, вдохновиться им. Из моего окна Каширка видна, а из его — озеро Люцерн.

— Что ж… Желаю тебе удачи!

— Спасибо, дорогой. Я тебе напишу. — И, чмокнув Кира на прощание, она упорхнула. Сначала к себе на Каширское шоссе, потом в Швейцарию. Письмо от нее Кир получил, но всего лишь одно (а больше и не обещали). Аэлита сообщила, что вышла замуж и у нее все хорошо, а потом забыла о нем. Хан же ее до сих пор вспоминал, но без грусти, а тем более злости, с одной лишь теплотой.

***

Хан летал в Германию чуть ли не каждый месяц. Если не по делам, то просто погулять, посидеть в кнайпе за кружкой пива и кпопсами, полакомиться шварцвальдским тортом, пропитанным ликером «киршвассер», пообщаться с немцами на отвлеченные темы. Кирилл знал язык в совершенстве, говорил почти без акцента и иногда даже думал на немецком. Был период, когда подумывал о переезде в Германию на ПМЖ, тогда-то и стал разыскивать своих родственников. Но Хайнц — распространенная фамилия, а Людвиг — не самое редкое имя. Другими сведениями о немецком дедушке он не располагал, не знал даже, в каком он году родился и где.

Кирилл был упрямым и довел бы дело до конца, если бы не передумал переезжать. Со временем он понял, что в Германию ему хочется наведываться и только. Он больше русский, чем немец…

Да и немец ли? Мать могла все выдумать. Эту мысль ему подала младшая сестра Лена.

— Она постоянно сочиняла новые биографии всем нам, — припомнила она во время очередной встречи.

Кир и Лена на похоронах матери пообещали друг другу навещать ее могилу хотя бы на Вербное воскресенье. Елизавета, объявляющая себя то язычницей, то буддисткой, то атеисткой, питала к этому празднику особый трепет. Именно его отмечали в семье. Дни рождения детей — ерунда, можно забыть об одном или нескольких. Новый год тоже ничем не примечателен, но хорош тем, что детям выдают сладкие подарки и они не просят конфет. Но Вербное воскресенье… Это чудо чудесное! Елизавета ждала его и напоминала членам семьи о том, что праздник грядет. Накануне они все шли драть вербу — в одном из соседних дворов росли ракиты. А в воскресенье Елизавета накрывала на стол, застилала его белой скатертью, пекла капустный пирог, огромный, с противень, варила компот из сухофруктов. И как будто становилась совершенно нормальной.

— Мать была адекватной, когда рассказывала о дедушке-немце, — ответил на заявление сестры Хан.

Они сидели у могилы Елизаветы. Пили компот из сухофруктов, который сварила Лена. Ели пироги с капустой, приобретенные в кондитерской Киром. И оба держали в руках вербу. Сестра нарвала ее в том же дворе, что и раньше, а брат купил у ворот кладбища.

— Ты понимаешь, что наша мать никогда не была адекватной? Лишь иногда казалась таковой…

— Нет, я думаю, что у нее были периоды просветления.

— Знал бы ты, сколько я тешила себя этим в детстве! Особенно в ЭТОТ праздник. Поэтому и ждала его, наслаждалась каждой минутой и надеялась, что завтра мама проснется той же, какой была вчера… Но нет! Она все скопившееся сумасшествие вываливала в понедельник. А все потому, что оно для нее норма. И по каким-то странным причинам в Вербное воскресенье наша Елизавета ставила перед собой задачу быть не собой.

— Но я проверил, она действительно училась в МГУ.

— Знаю, я нашла ее зачетку под ножкой раскладного кресла. Мать подложила ее, чтобы не качалось. Первую сессию она сдала на отлично по всем предметам.

— Вот видишь!

— Но у нее уже тогда начала ехать крыша.

— Болеть голова, — поправил ее Кир.

— Это уже следствие, а причина в отклонениях психики, причем серьезных, иначе она обратилась бы к доктору. Ни один псих не признается в том, что у него расстройство. Он будет искать разные оправдания своему поведению и состоянию.

— Она обращалась после того, как погиб Алешенька, — припомнил слова матери Кирилл.

— Ее, скорее всего, заставили представители органов или соцработники. Она сходила на прием, чтобы от нее отстали, после чего сделала для себя вывод, что ей это не нужно. Врачи ничего не понимают, а назначенные ими лекарства только вредят ей. Это тоже нормально для психов.

— Ты разбираешься в этом вопросе? — удивился Кир.

Сестра работала продавцом цветов. Устроилась в лавку сразу после школы, не пытаясь никуда поступить, хотя была неглупа.

— Да. Я, можно сказать, эксперт. Прочла кучу литературы по психологии и психиатрии.

— Просто интересовалась вопросом?

— Не просто. — Ленка посмотрела на него с немым вопросом. — То есть ты все еще не врубаешься? — воскликнула она, когда Кир на него не ответил. — Я боюсь стать такой же, как мать! И у меня все шансы на это.

— Не говори ерунды! Ты абсолютно нормальная.

— Пока да. Но у меня тоже болит голова, когда я много думаю или нервничаю. Иногда мне приходят на ум странные идеи. А главное, сумасшествие передается от матери к дочери! Тебе повезло, что ты парень. Мне — нет. И я живу в ожидании, когда мое сознание помутится. Чтобы этого избежать, я не переезжаю, не выхожу замуж, не рожаю.

— Но наша старшая сестра сделала ровно то, от чего ты воздерживаешься. И все в порядке.

— Ты не знаешь. Мы не видели ее давным-давно. Она даже на похороны матери не приехала.

— Вот сейчас ты заставляешь меня нервничать. Проявляешь первые признаки паранойи.

— Нет, не проявляю. Уж поверь мне, я в вопросе разбираюсь.

— Ни один псих не признается в том, что у него расстройство. Мне кто-то сказал об этом всего пару минут назад. Не напомнишь, кто именно? — и подмигнул, чтобы разрядить обстановку.

— Пока я в норме, Кир, — серьезно проговорила сестра. — Но наша мать, та, которую мы помним, была больной на всю голову. Она говорила мне, что я была зачата на облаке, а мой отец — луч света, что проник в нее. Первое время я думала: это о ком-то другом, а не о том мужике, что пьяным валяется если не дома, то под лавкой у подъезда или на лестничной клетке и которого я называю «папой». Но именно это чмо она видела лучиком. И когда я поняла это, то перестала верить в сказки. Мне и пяти не было тогда.

Тот разговор повлиял на Кира. Он внутренне согласился с доводами сестры и перестал искать своих немецких предков. Но, как это часто бывает, они нашлись нежданно-негаданно…

Он находился в Берлине. Как всегда, бродил по маленьким антикварным лавочкам. В этот раз забрался в ту часть города, где еще не бывал — отдаленную от центра, но очень живописную. Правда, не вся она была такой. Старинные особнячки с садиками сменялись типовым новоделом восьмидесятых годов, а иной раз на глаза попадались и дома барачного типа. Попал Кир в этот эклектичный район случайно: сел не на тот автобус, но когда это понял, не стал выходить, а доехал до конечной. Погода к прогулкам располагала, и Хан решил пройтись, осмотреться, что-то перекусить, поискать интересующие его магазинчики.