Предвестники конца: Развеивая золу - Кайса Локин

мой отряд не вмешался, то что бы подумали Змеи о конунге? Что Харальд позволяет отморозкам домогаться и унижать женщин на глазах толпы? Недопустимо, позорно и низко. Нельзя выказывать слабину: любое проявление уязвимости даст врагам повод собраться против нас войной. А Змеи будут первыми, кто постарается нас уничтожить. Так что не обманывайся, госпожа.

Он говорил жёстко, но я не поверила. Кто-нибудь другой, слепо следующий приказам и возложенным обязанностям, мог просто оттащить девушку в сторону или заставить силой подняться. Рефил же сам её освободил и заботливо передал воинам, намереваясь вылечить пленницу, однако спорить не стала: если он хочет казаться отстранённым и безжалостным, пусть так и будет — не мне лишать его сладостных грёз, и переменила тему:

— Ты ведь не уедешь в ближайшие месяцы?

Стоило, наверное, признаться, что всё же скучала по разговорам обо всём на свете и бесконечным историям, но не могла: не хотела казаться привязанной, уязвимой.

— Нет, не уеду, — он добродушно улыбнулся и легонько ткнул в плечо. — Озираешься, сбежать хочешь. Отговаривать не буду, но не уходи слишком далеко, Златовласка. Скоро стемнеет, а Дьярви с меня шкуру сдерёт, если прознает, что я позволил тебе сбежать. Тем более сегодня ты наверняка понадобишься дома.

Я недоумённо уставилась на него.

— Эйрик прибыл сюда вместе со своим сыном Эспеном, Астрид. Думаю, пояснять не нужно.

Визит ярла в сопровождении старшего сына на поклон к конунгу означал одно — дань традиции. Согласно предписанию древних, во имя доверия ярлы объединённых земель отправляли своих детей в другие кланы, чтобы обменяться знаниями и мудростью. Истинной же целью поездки всегда оставалась проверка на верность и разведывание военной обстановки: умелые лазутчики шныряли по амбарам, заглядывали на склады и, если удавалось, пробирались в казармы.

Харальд ни за что не отправит единственного взрослого сына в Хваланд, а значит, жребий падёт Вальгарду. Он так же обучен, как и Сигурд, и менее важен в семейном древе конунга.

К глазам подбежали слёзы, а руки затряслись — целый год без Вальгарда, целый год пустоты.

— Он знает? — прошептала я, представляя удивлённое лицо брата. Все его планы и надежды на поход в далёкие земли обратятся в прах. Отец не будет ни спрашивать, ни тем более отговаривать, слепо во всём доверяя Харальду.

— Эйрик должен был отправиться на поклон к конунгу, после совместное подношение Одину и Тору. Вечером будет пир. — Рефил опустился передо мной, заглядывая в глаза. — Не печалься, младая госпожа. Разлука будет не столь долгой, а пользы от неё будет много.

— Для кого же? Для конунга или для моего отца, у которого новый повод подлизаться к сводному и знатному брату? — огрызнулась я. За такое можно было получить затрещину и удары плетью, но Рефил лишь сжал кулаки и выпрямился.

— Вальгард будет занят до позднего вечера, ему сейчас не до тебя. Встретимся на пиру, Астрид, — отдал приказ хирдман и пошёл к конюшням, оставляя меня с пылающей болью в груди. И злостью, вытесняющей всё остальное. В этот миг я презирала отца, который всегда стремился угодить конунгу и послушно исполнял его приказы, становясь верной собакой у ног хозяина. Этна, моя тир, говорила, что это проявление благодарности, я же видела только зависть и раболепство, что подарили нам статус и дом.

Рефил был прав: Вальгард вместе с Сигурдом будут заняты до пира в обмене любезностями с гостями, участии в жертвоприношениях в храме богов, а после в обсуждении политических интриг с приближёнными конунга, пока ярла и его свиту будут устраивать на ночлег и развлекать беседами. Поговорить с братом не удастся до наступления сумерек, даже если слоняться по двору правителя, поджидая под дверьми. Идти домой не было смысла — кроме трэллов, собак и моей кошки Кётр там никого не было.

На душе лежал тяжёлый камень: дурное предчувствие пробудилось в груди, вынуждая изводить себя мыслями. Что, если Вальгарда схватят, когда он проберётся в казармы или казну? Такое не прощают, будет тинг, позорная казнь на усмотрение Эйрика, который не упустит возможности поиздеваться и развязать войну против Харальда.

Преисполненная мрачных мыслей и не зная, чем себя ещё можно занять, я поплелась в нашу с Вальгардом обитель спокойствия. Спрятав разметавшиеся волосы под капюшоном, быстро юркнула в узкие проходы между домами, намереваясь незаметно добраться до горного ручья, шумевшего по западному краю поселения. Он спускался со снежных вершин и изворотливой змеёй петлял по лесу и рощам, впадая во фьорд. От старого деревянного моста до укромной лазейки в высоком палисаде, окружавшего Виндерхольм со всех сторон, было чуть больше двухсот шагов, а дальше бескрайний лес.

О секретном проходе прознала случайно: однажды, сбежав в очередной раз от Идэ, я заметила, как Вальгард и Сигурд вместе с рыбацкими девицами исчезли в зарослях. Последовав за ними, я узнала, как брат проводит свободное время подле мелкого озера в лесной тиши, разрезаемой стонами. Вылазка подарила мне нескончаемый запас шуточек над Сигурдом и Вальгардом, который решил пойти на компромисс и показал мне окрестности Виндерхольма, испещрённые едва заметными охотничьими тропами, уходившими далеко в горы. Одна из них вела к поляне, надёжно скрываемой завесой деревьев и кустарников — туда я и намеревалась сбежать в очередной раз.

Придерживая в руках подолы плаща и хангерока, я быстро добралась до теневой завесы елей и оглянулась: никто не увязался следом. Поймав редкий солнечный луч на фибулах, двинулась вдоль течения прыткого ручья, осторожно ступая по мшистым валунам. Холодная вода пенилась подле каменных ступеней и звонко журчала у скользких берегов. Прохладная свежесть щекотала нос. Птицы обменивались тайнами в вышине, жухлая трава покачивалась от мерного дыхания Ньёрда — природа готовилась к зиме. Одинокие красные ягоды мелькали среди увядающей зелени, в раскидных корнях изредка мелькали мухоморы. Перейдя ручей по поваленному дереву, я миновала последний ориентир — старый корявый пень, покрытый наростом бледных грибов.

Дальше, за мшистыми стволами елей, виднелась поляна, нежившаяся в лучах выглянувшего солнца. Посреди неё высился булыжник, который Вальгард прозвал алтарным камнем. Я присела подле него, откидывая наконец капюшон и прикрывая глаза. Вереск щекотал кончики пальцев, над головой проплывали облака, но даже лесная тишина не дарила спокойствия: голова разрывалась от переживаний. Что я буду делать без Вальгарда? Кто будет со мной болтать до рассветного часа, теша легендами о далёких странах? Он учил меня молитвам, распевал песни солнцу и луне, рассказывал о великанах и прекрасных девах. Вместе ловили рыбу и даже однажды принесли домой пять сомов, катались на лошадях и тренировали собак. А