Небесный Путь в Россию. Дневник Военкора - Ирина Скарятина

Появляется стюард со своим Флит-пистолетом30, чтобы продезинфицировать нас и защитить Африку от любых насекомых, которых мы можем завезти из Южной Америки. Парни в Клипере издевательски вопят, что сложно представить, как вообще можно таким образом навредить именно Африке. Но стюард непреклонен и порхает, опрыскивая нас, пока мы все не начинаем кашлять, задыхаться и чувствовать позывы тошноты. Затем он милостиво даёт нам жевательную резинку и настоятельно велит жевать, чтобы отрегулировать давление воздуха в ушах и прочистить их перед посадкой. Некоторые ворчат из-за того, что их так рано разбудили, но он объясняет, как опасно спящим людям резко снижаться с такой большой высоты, поскольку это может весьма негативно повлиять на их барабанные перепонки и вызвать длительную глухоту.

И вот мы над Рыбацким озером, отделённым от океана лишь узкой полоской суши. Мы кружим всё ниже и ниже и затем с уже привычным шлёпающим звуком ударяемся о воду. Несколько секунд скольжения среди брызг, покрывающих иллюминаторы, и всё позади, не смолкают лишь восторженные крики – мы в Африке, в Либерии, знаменитой стране слонов, куда в огромных количествах отправились после своего освобождения от рабства американские негры, основав неподалеку столицу Монровия, названную в честь президента США Монро.

Наши гражданские с нетерпением оглядываются в поисках слонов, жирафов и львов, о которых они без устали говорили с самого начала путешествия, и, похоже, очень разочарованы тем, что поблизости не видно обитателей саванн, пришедших стадами поприветствовать их. Рыбацкое озеро, как его называют в народе, выглядит похожим на одно из озёр штата Мэн – столь же широким, глубоким, тихим и предположительно мирным, хотя доподлинно известно, что оно кишит акулами и барракудами. Ещё нас извещают о том, что намедни неподалеку была подстрелена 300-фунтовая31 горилла – эта новость тут же сильно приободряет наших помешанных на животных гражданских.

Посылая воздушные поцелуи Клиперу, благополучно пронёсшему нас через три континента и один большой океан и теперь отдыхающему на гладкой поверхности Рыбацкого озера, мы идём по песчаной дороге к маленькому американскому лагерю. В этом крошечном лагере, вырубленном в джунглях, я обнаруживаю, что всё, "относящееся к цивилизации", было доставлено кораблями из Соединённых Штатов. Моему изумлённому взору предстаёт мебель, сделанная в Гранд-Ра́пидс, кроватные матрасы Симмонс, даже заранее изготовленные сборные строения и бульдозер – огромная машина для прокладки дорог. Весь этот груз приходилось снимать с кораблей в открытом море, перегружая на небольшие туземные суда, доставлявшие его на берег озера.

Нас ведут в столовую и кормят очередным плотным завтраком, который подают местные официанты (носящие, по предписанию врачей, белые перчатки) с чёрными, как смоль, лицами, озарёнными широкими сияющими улыбками.

Но стоит мне сесть за стол, как вдруг начинает странно кружиться голова и предметы в поле моего зрения неприятнейшим образом пускаются в пляс. Очевидно, всё это сразу отражается на моём лице, так как восемь наших врачей, вскочив, обступают меня, в то время как Джерри Маллиган заявляет: "Она переусердствовала с ночными посиделками и болтовнёй – о, я прекрасно её слышал … трындела, и трындела, и трындела с тем говорливым парнем. Неудивительно, что она вымоталась. Вот что с ней. Ей требуется пара дней отдыха. Лучше отвезите её к больничке плантации Файерстоун, где ей сейчас самое место".

"К кому?" – ошалело спрашиваю я, а он, хохоча, орёт: "Следи за грамматикой. Твои болтовня и 'Мазерсиллс' вырубили тебя, Глупышка".

Я вяло протестую и пытаюсь сделать пару глотков кофе, тогда как все они, поедая свой огромный завтрак, в промежутках между наполнением ртов сдержанно похлопывают меня по спине, произнося слова поддержки и уверяя, что со мной в кратчайшие сроки всё будет в порядке. Все, кроме угрюмого доктора, который мрачно констатирует: "Разве я не говорил вам, что эти места – чёртовы дыры, и с каждым разом будет становиться всё хуже и хуже? Ну, разве не был я прав?"

И хотя я скверно себя чувствую, но не могу удержаться от хихиканья над своим горе-утешителем.

Наконец нас всех доставляют на аэродром примерно в двух милях32 по дороге, прорезанной сквозь джунгли, дабы посадить на самолёт, который в "Пан Американ" называют ДиСи-3 (а в армии – Си-54), военный транспортник, который отныне станет для нас средством перемещения в Каир. Но на данный момент для всех, кроме меня, поскольку планируется высадить меня на Робертс Филд33, откуда, к моему стыду, я буду отправлена на пару дней подлечиться в госпиталь плантации Файерстоун.

Возле крошечной будки аэродрома, сидя на чём-то, смахивающем на крышу глинобитной хижины, я разговариваю с двумя держащими путь домой американками. Спешно царапаю записку своему мужу и отдаю её одной из них. Та же, добравшись до Вашингтона и позвонив ему по телефону, говорит, что видела, как его жена, "припарковавшись на крыше туземной лачуги, размышляла об ужасных вещах". Очевидно, я должна была выглядеть весьма потрёпанной.

Пока мы ждём, когда их судно, взлетев первым, освободит поле, я оглядываю аэродром. Похоже, тот окружён колючей проволокой и по песку укладывают взлётно-посадочную полосу из стальных щитов. Мне говорят, что когда она будет закончена, её длина составит около 4 000 футов, а ширина – 14034.

В пяти милях35 отсюда располагается маленький городок Робертспорт, где не так давно был пойман немецкий шпион. У него дома имелась рация, и он, отслеживая каждый взлёт и посадку самолётов ВВС или "Пан Американ", передавал информацию о них немцам. Хотя в тот период времени Либерия была ещё нейтральной страной, он был выслан специальным указом её президента Барклая.

Но вот наконец поле свободно, и мы грузимся в наш самолёт, который должен доставить меня на Робертс Филд примерно в получасе лёта отсюда. Рассаживаемся в дьявольских "сиденьях-ковшах", которые можно поднять и прижать к стенкам салона, если требуется больше места. Это самые неудобные седалища в мире, и каждый, чья несчастная задница соприкасалась с ними, злобно мечтает о том, чтобы их изобретателя усадили туда навечно.

Поскольку я по-прежнему испытываю идиотское головокружение и дрожь, Джерри Маллиган, обняв меня за плечо, поддерживает беседу, направленную в основном на наших восьмерых медиков, которые не в состоянии сделать хоть что-нибудь, дабы облегчить участь своего единственного пациента.

"Но как прикажешь нам это сделать? У нас с собой ничего нет, – хором протестуют те. – Ей нужен кофеин, бензедрин и прочие стимуляторы", – при этом Джерри улюлюкает и продолжает насмехаться. В таком шуме мы и прибываем на Робертс Филд. Там меня высаживают