Мы из российской полиции - Алексей Макеев

– …По улитсе Пикатилли я шла, ускоряя шак, когта меня фы люпили, я телала все не так…

– Нет, Стас, пародист из тебя не очень… – чуть поморщился Лев. – Акцент-то у нее латышский, а ты изобразил какой-то немецко-китайский.

– А ты и этого не умеешь! – ернически парировал Крячко.

Слушая их пикировку, Алексей Юрьевич рассмеялся и указал на автобусную остановку, обозначенную большими красными буквами LT. Вскоре подошел высоченный двухэтажный автобус, на котором они отправились дальше. Сидя у окна, Смирнов вполголоса пояснял, где и по какой улице они едут, какие наиболее крупные городские магистрали пересекают.

За остаток дня они посетили Гайд-парк, где в знаменитом «уголке ораторов», трактуемом как «рассадник мировой демократии», и впрямь шли нескончаемые дебаты агитаторов, пропагандистов и проповедников всех мастей, направлений и оттенков. И если в одном конце, стоя на принесенной с собой табуретке, кто-то повествовал сердобольным слушателям о своих неблагодарных детях, то в другом раздавались пламенные призывы к всемирной социалистической революции. Коммунистические идеи проповедовал толпе студентов, дружно голосующих за это банками пива, экзальтированный тип «а-ля Че Гевара», размахивающий красным стягом с серпом и молотом.

– Во дает! – удивленно причмокнул Станислав, когда Смирнов вкратце перевел ему содержание речи «буревестника революции». – А его за такие призывы не загребут в каталажку?

– Нет, не загребут, – с долей иронии заверил Алексей Юрьевич. – Видите, вон, конный полицейский? Стоит и ухом не ведет… Тут нельзя только королеву обзывать и здешнюю церковь. А все остальное – ради бога…

Прогулявшись по украшенным цветниками и фонтанами аллеям парка и пройдя вдоль обширнейшего водного прямоугольника озера Серпентайн, трио путешественников отправилось дальше.

Они прошлись перед Букингемским дворцом, по своей архитектуре чем-то напоминающим питерский Эрмитаж, заглянули в Британский музей, постояли перед Вестминстерским аббатством с его часами на башне, которую иностранцы ошибочно зовут Биг-Беном. Как пояснил Алексей Юрьевич, Биг-Бен – это колокол часов, а не что-то другое.

Дальше все уже начало путаться в памяти, как картинки калейдоскопа, – Тауэр и Тауэрский мост с высящимися над ним двумя квадратными островерхими башнями, собор Святого Павла, взглянув на который Крячко тут же съехидничал:

– Опа! Что-то похожее мы уже видели в Риме. Лев, помнишь? Они его не оттуда «слизали»?

Под конец экскурсии уже не осталось сил, чтобы подняться над Лондоном на самом большом в мире колесе обозрения – высотой в сотню метров с большущим «гаком», полюбоваться рыбами в океанариуме, спуститься в ставшие музеем многовековой давности подземелья, тянущиеся под городом вглубь и вширь…

Впрочем, несмотря на усталость, «под занавес» экскурсии опера не могли не заглянуть на знаменитейшую Бейкер-стрит, в дом-музей Шерлока Холмса. Правда, Стас, отчего-то преисполнившийся скептического сарказма, и тут не смог не съязвить, взирая на восковые фигуры Холмса и Ватсона:

– Это что за папуасы? Не, мужики, наши Ливанов с Соломиным – супер. Эти им и в подметки не годятся.

Когда они вышли на улицу, совершенно спокойным, будничным тоном Смирнов негромко уведомил:

– Вообще-то, друзья мои, с некоторых пор за нами таскается «хвост»…

– Ну да, он еще на Тауэрском мосту увязался, – согласился Гуров.

– А, это такой небритый араб в джинсах с подтяжками поверх футболки? – хохотнул Крячко. – Там, по-моему, следом еще и какая-то тачка маячит, вроде бы ищет, где припарковаться.

Алексей Юрьевич тихо рассмеялся и, крутнув головой, сдержанно констатировал:

– Ну, парни! Все больше и больше убеждаюсь в том, что не зря Орлов упирался, не желая отпускать вас со мной. Что будем предпринимать?

– Наверное, стоит воспользоваться вашим знанием Лондона, – деловито определил Лев, в стекле большой витрины поймав краем глаза силуэт шпика, который, профессионально маскируясь за прохожими, по-прежнему следовал за ними. – Сейчас уводим его с собой в какой-нибудь глухой закуток, там берем в оборот и выясняем, кто он и чего ему надо.

– А вы уверены, что его удастся «разговорить»? – усомнился Смирнов.

– Заговорит, и еще как заговорит! Как канарейка защебечет! – с оттенком веселого злорадства заверил Стас.

Не без подсказок Алексея Юрьевича опера нашли небольшой магазинчик кухонных принадлежностей. Немного поприценивавшись на относительно внятном английском, Гуров купил полуметровой длины кортикоподобный кухонный «найф» с угрожающе поблескивающим острым лезвием. Выйдя из магазина с длинным бумажным свертком, опера и их подопечный продолжили свой дальнейший путь.

Сетуя на то, что за последние годы, хоть и не радикально, но в Лондоне кое-что все же поменялось, Смирнов долго выбирал достаточно глухое, безлюдное место. Наконец они оказались на задворках какого-то помпезного здания, где в окружении аккуратного ограждения из фигурных железобетонных стенок тянулся ряд мусорных контейнеров, не в пример своим российским собратьям – не мятых, окрашенных в светлые тона, с какими-то надписями.

Общим решением засаду решено было устроить именно здесь. Укрывшись за стенкой, трио путешественников затаилось, поджидая соглядатая. Ждать пришлось недолго. Озираясь и осторожно ступая, тот появился менее чем через минуту. Поняв, что те, за кем до сего момента он столь успешно следил, бесследно исчезли, шпик растерянно остановился, не зная, куда ему податься теперь. Его сообщники на автомобиле, подстраховывавшие до недавних пор, с этой стороны сюда проехать не смогли и остались где-то далеко позади, ожидая его звонка.

Размышления соглядатая прервало внезапное появление прямо перед ним тех, кого он считал безнадежно потерянными. Только теперь он понял, что испытывает охотник, который волей случая внезапно поменялся ролями со своей добычей. К его безграничному изумлению и крайнему испугу, русские – а он знал, что это русские, – не говоря ни слова, бесцеремонно схватили его за руки. Шпик, не успев даже пикнуть, вдруг оказался в совершенно глухом закоулке. К нему сбоку приблизился еще один русский – седой мужчина со строгим, изучающим взглядом. Слежка именно за ним и была главной составляющей его задания, полученного от Босса.

Дернувшись в надежде вырваться, шпик понял – не удастся. Даже будучи физически не слабым от природы, в живых тисках этих двоих крепышей он чувствовал себя воробьем, попавшим в когти сразу двух хищных ястребов. А те и впрямь, хищно глядя на него, о чем-то говорили по-русски. И хотя он не понимал ни слова, было понятно и без перевода – дела его плохи.

– А ну-ка, спусти с него штаны! – скомандовал крепыш повыше ростом.

Не понимая ни слова из того, что сказал этот русский, соглядатай замер в ожидании. Тот, что пониже ростом и пошире в плечах, неожиданно сорвал со шпика джинсы, открыв все то, что было скрыто ими до сего момента.

– Ай-м нот гей! Ай-м нот гей! (Я не гей! Я не гей!) – испуганно залепетал соглядатай, прижимаясь голым задом к холодной бетонной плите.