Уходящий тропою возврата - Александр Забусов

К деревянному широкому и длинному мосту через Десну отряд вышел только к середине второго дня, а переправившись, уже версты через три подъехал к вожделенному перекрестку, где на обочине дороги, ведущей в смоленские земли, лежал огромный, с сединой от поросшего мха, камень, вещающий о дорогах и их направлениях, – жига.

Горбыль огляделся. Простора для маневра было мало. Вокруг перекрестка и дорог, уходящих с него, простиралась стена густого леса.

– Кветан, ну и где предлагаешь залечь в засаду? – спросил у подъехавшего юноши.

– О прошлом разе нападение было менее чем в версте отсель. Мыслю, что ежели и нападут, то менять место не будут. Так и мы недалече схоронимся.

– Мал, Ощера, слазьте с коней. Значит так, остаетесь на перекрестке, выберете дерево повыше и погуще, но так, чтоб дорогу видеть. Следить за всем что происходит. Где, куда, откуда кто появится, проедет, пройдет, все подмечайте. Сидите тихо, а главное, что бы ни происходило, ни во что не вмешивайтесь. Если ворог на нас выйдет, я думаю, что с лесными братьями мы и без вас справимся. Маскхалаты надевай прямо на броню. Задача ясна?

– Так точно! – два голоса слились в один.

– Выполнять!

Проскочив еще с версту, кривичи спешились, увели лошадей подальше в лес. Ослабив подпруги, стреножили животных, оставили пастись на крохотной полянке, случайно найденной в двухстах метрах от дороги. Напялив маскхалаты, просочились в обратном направлении. Каждый выбрал себе схрон, чувствуя присутствие соседа справа-слева, замер, слился с местностью, затих в ожидании.

До самого вечера на дороге ничего не происходило. Перед сумерками в сторону Курска, торопясь, проследовали десяток подвод. Лошади тащили тяжелые, загруженные до верха товаром телеги. На первой телеге рядом с возничим сидел дородный, в преклонных летах, бородатый словен, в наброшенном прямо на плечи тулупе, видимо, мерзли старые кости. На остальных повозках возничие восседали по одному. Шестеро верховых, вооруженных и бронных, державших в руках круги деревянных щитов, сопровождали караван спереди и сзади. Постепенно скрип телег перестал быть слышен.

К Горбылю ужом проскользнул Кветан, прилег рядом.

– Торопятся. Но думаю, до постоялого двора к ночи не успеют. До него отсюда через реку верст пять будет, а то и боле. Либо у обочины расположатся, либо ночью пойдут.

– Согласен. Что предлагаешь?

– Может, сдвинемся к перекрёстку?

– А смысл? Глядишь, сейчас еще караван в другую сторону пройдет. Что нам, разорваться?

– Тоже верно.

– Здесь не десятком, минимум сотней работать нужно. Иди на место, замри. Ждем.

Стемнело, в лесу темнеет раньше. Потом и дорога погрузилась в ночь. Звездное небо по-весеннему было чистым. Похолодало, только от лесной прели слегка шло тепло влажного духа. Ближе к полуночи по дороге глухо распространился топот ног одинокого бегуна. Пробежав чуть дальше засады, человек негромко окликнул:

– Батька!

Горбыль выбрался на дорогу.

– Чего шумишь, Ощера?

Боец подбежал к сотнику, зашептал, хотя смысла в этом шепоте уже не было:

– По правую руку от перекрестка был шум борьбы, правда, далековато от нас. Ржали лошади, люди кричали. Потом все стихло, а к перекрёстку подъехали десять телег с привязанными за уду к задкам оседланными лошадьми. На перекрёстке повернули к смолянам. Мал остался на посту, а я сюда, доложить.

– Добро, – Горбыль повысил голос, подал команду. – Всем ко мне, вывести лошадей на дорогу!

Галопом выдвинулись к месту вероятного нападения, хотя торопиться, в общем-то, уже и не требовалось. В «кармане» у дороги обнаружили следы пребывания каравана, тлеющие кострища, следы крови и натоптанные людские следы. В лесополосе, как ни шерстили, трупов не нашли.

– Собаками их травили, что ли? – указал на следы Честигнев, подняв факел над головой.

– Какими собаками? – возмутился Гостил. – Здесь поработали волки. Ты смотри, следы-то какие крупные, а много-то как! Стая. Волков двадцать-тридцать не меньше. Батька, уж не оборотни ли тут побывали?

Горбыль, прожив на Руси много лет, уже ничему не удивлялся. Собрав для себя всю информацию, какую только можно было собрать ночью, принял решение:

– По коням! Идем по следу каравана.

Остановившись на самом перепутье, ожидая, пока Мал слезет со своего насеста и подбежит к отряду, Горбыль задумчиво смотрел на сереющего в свете факела жигу.

– О чем задумался, батька? – спросил подъехавший Кветан.

– Да, вот думаю, когда возвращаться назад будем, поставлю вам задачу очистить камень от наростов, а вместо невидимых сейчас указательных словес напишу на нем: «Здесь покоится Змей Горыныч. Он был рожден для высокого полета, имел пламенное сердце и владел тремя языками».

Юноша опешил от таких слов.

– Зачем?

– А чтоб лет этак через восемьсот-девятьсот потомки, когда найдут камень и прочитают надпись, офигели и выдвигали гипотезы, какая сука украла останки пресловутого Горыныча и кому и за сколько их загнала.

– …

– Шевелись, Мал. Ползешь как беременный таракан.

Встав на дорогу в северном направлении, отряд поскакал рысью, высматривая свежий след повозок. Ночью прошли мимо одиноких хуторов по сторонам широкого летника, миновали три деревушки с десятком изб в каждой, а в утренних сумерках Жвар, сам родом из лесного поселения, сызмальства натасканный отцом-охотником читать следы, на развилке указал вправо.

– Туда свернули.

Дорога явно сузилась, но позволяла скакать в колонну по два. Зазмеилась между лесной опушкой и возделанным полем по левую руку. Вскоре встающий рассвет вывел десяток к прилегающему к лесу баштану, неполивному огороду, неподалеку от которого проявилась околица селища, домов на тридцать, с хозяйственными постройками, крепкими изгородями, за которыми во многих дворах были видны стога прошлогодней травы.

– Богато живут смерды, – выразил общее мнение Ощера. – Ничуть не хуже нас в пограничье.

– Не расслабляться, – рыкнул Горбыль. – Ощера, Мал, обогнете деревню слева, Наседа, Хвощ – справа. Остальные, входим в деревню.

– Батька, – молвил Жвар, – дорога опять на развилку ушла. Одна в саму деревню тянется, другая ее справа огибает. К дальнему лесу ведет.

– Вот с деревни и начнем. Поспрошаем что да почём.

Собачий лай поднялся в деревне еще до того, как всадники подъехали к околице с вкопанными с обеих сторон дороги столбами, обозначившими божков, хранителей селища, с грубо вырубленными ликами, потемневшими и щелястыми от времени. Из-за околицы навстречу приезжим выставилась толпа бородатых, серьезно настроенных мужиков, с топорами и вилами в руках. Судя по всему, к сельскохозяйственному инвентарю смерды этой деревни относились не в пример лучше, чем к настоящему оружию, но постоять за себя и общину были способны. За толпой мужиков стояли женщины с покрытыми платками головами, следившие, чтоб ребятня не высунулась вперед, проявляя интерес к происходящему.