Турецкий марш - Александр Харников

Затем я осмотрел поле боя и увидел, что моя помощь более никому не требуется. Услышав от казаков, что троих из них забрали в лазарет, я пошел к ним. Один из санитаров, внимательно посмотрев на меня, спросил:

– Батюшка, скажите, а вы, случаем, не отец ли Дамиан?

– Аз есмь…

– Батюшка, благословите! Про вас рассказывают, как вы ходили в атаку с солдатами и под Силистрией, и под Альмой, перевязывали раненых обрывками рясы, а потом вытаскивали их с поля боя на своем горбу. И офицеров, и простых солдат, и казаков.

– Слушай больше, – усмехнулся я. – Ты из меня прямо какого-то Анику-воина хочешь сделать. – И, пока он собирался с мыслями, чтобы ответить мне, благословил его и вышел на улицу.

Из соседнего фургона послышался жаркий спор на неизвестном мне языке. Заглянув, я увидел штабс-капитана Домбровского и все ту же барышню, которая всплеснула руками и выбежала прочь. Я же подошел к штабс-капитану и спросил:

– Сын мой, не хочешь ли ты исповедоваться?

После исповеди тот попросил меня:

– Батюшка, прошу вас, поговорите с моей невестой.

– Так это была твоя невеста?

– Да, батюшка – она сестра Крестовоздвиженской общины. Зовут ее Мейбел Катберт. А теперь, после Святого крещения – Аллой Ивановной.

– Мейбел? Она что у тебя – англичанка?

– Да нет, батюшка, она из Североамериканских Соединенных Штатов. Именно Мейбел стреляла по туркам и спасла мне жизнь. Но, прошу вас, скажите вы ей, что нельзя ей здесь оставаться, ведь ее могут убить!

– А что она тебе об этом сказала?

– Говорит, что я ранен и что меня нужно срочно эвакуировать в тыл. Я не ранен, батюшка, меня лишь ударил копытом конь, и я вполне могу обойтись без лазарета!

– А ее, значит, нужно отправить подальше от того места, где стреляют?..

– Батюшка, я не хочу ее потерять!

– А если вас убьют? Вы об этом подумали? Тем более что вы и в самом деле не вполне здоровы.

– Ну, ничего тут не поделаешь, она найдет другого. А я без нее не могу.

– Ладно, сын мой, поговорю я с вашей невестой. Но то, что она делает, – ее свободная воля, не забывайте об этом.

Как я и предполагал, Алла Ивановна наотрез отказалась уезжать из лазарета, заодно попросив меня уговорить ее жениха отправиться на лечение. Но когда я вернулся к Николаю Максимовичу, то увидел пустую койку. Оказалось, что он попросту сбежал, сказав соседу по фургону, что уходит потому, что хочет непременно остаться в действующей армии.

17 (5) ноября 1854 года.

Османская империя. Варна

Утро, после ночи взрывов, пожаров и паники, когда толпы обезумевших от ужаса людей топтали друг друга на узких улочках Варны, не принесло покоя командованию гарнизона города. Со всех сторон в штаб поступали донесения и все они были нерадостными. Интенданты присылали пухлые отчеты об уничтоженном военном имуществе, продовольствии и боеприпасах. Причем теперь уже невозможно было проверить, на самом ли деле все, подробно перечисленное в бумагах, действительно погибло в огне, или же оно было перепрятано во время ночного переполоха. Можно было, конечно, потом все перепроверить, но сейчас было просто не до этого.

Командиры частей гарнизона докладывали о больших потерях. При этом трудно было понять, были ли их подчиненные убиты, или ранены, или же они дезертировали, воспользовавшись царящей в городе паникой и неразберихой. Особенно это касалось насильственно призванных в турецкую армию христиан, которых обычно держал в повиновении страх наказания, а также семьи, остававшиеся заложниками у османов.

Тревожными были и донесения лазутчиков. Они сообщали, что в окрестностях Варны замечены группы русских казаков, которых с каждым часом становится все больше и больше.

– Они все такие страшные, – дрожа от испуга, рассказывал почтенный кади, – у них мерзкие монгольские рожи, глаза узкие и дикие. Эти порождения Иблиса режут без жалости всех: и аскеров, и почтенных старцев, и детей, и женщин. Говорят, – тут у кади глаза закатились под лоб, и он едва не упал в обморок, – что эти казаки бросают грудных детей в котлы, варят их, а потом пожирают! Я сам не видел всего этого ужаса, но есть люди, которые наблюдали за пиршеством людоедов…

Менее впечатлительные лазутчики сообщали, что, действительно, вокруг города появились не только русская кавалерия, но и пехота с артиллерией. Это напугало командование гарнизона Варны гораздо сильней, чем рассказы про людоедов-казаков, похожих на ифритов из арабских сказок.

Однако к полудню в городе удалось навести некоторое подобие порядка. По улицам решительно зашагали патрули, разгоняя мародеров, крутившихся, словно мухи вокруг разлитого сиропа, возле разрушенных воинских складов и казарм. Кое-кого из них под горячую руку даже расстреляли. Командиры частей организовали горячее питание для уцелевших солдат, эвакуировали раненых, проверили наличие и исправность оружия.

Но тут на город обрушилась новая напасть: наблюдатели в порту доложили, что в море обнаружена эскадра кораблей, приближающаяся к Варне. Конечно, флаги на таком расстоянии разобрать было сложно, но силуэты по крайней мере двух из них были совершенно не похожи ни на турецкие суда, ни на корабли союзников. Стало ясно: к городу приближался враг, который рассчитывал захватить Варну комбинированным ударом с суши и с моря. Сделать же это им будет легко: гарнизон не был готов к длительному сопротивлению, да и большая его часть находилась в Силистрии, Рущуке и Кёстендже.

К тому же местное турецкое население снова ударилось в панику – кто-то распустил слух, что если Варна не откроет ворота и не сдастся на милость победителей, то русские сожгут город дотла и вырежут всех правоверных.

В штаб спешно примчалась делегация уважаемых людей Варны, которые слезно молили командование гарнизона не оказывать сопротивления русским и попытаться не доводить дело до штурма города.

– Ради Аллаха, если русские вам позволят, уходите с миром из Варны. Мы не желаем быть зарезанными в своих домах, наши жены готовы скорее принять смерть от рук своих мужей, чем быть обесчещенными. И мы не хотим, чтобы наших детей сожрали дикие голодные казаки.

Британский генерал и французский полковник – командиры частей, все еще расквартированных в Варне, – также готовы были покинуть город, если, конечно, русские позволят им это сделать.

А тем временем с флагманского корабля русской эскадры отчалила шлюпка под белым флагом. Подойдя к пирсу, из нее высадились парламентер и два сопровождавших его трубача. Срочно прибывшему в порт турецкому генералу был вручен ультиматум, подписанный командующим русской эскадрой адмиралом Корниловым. Тот предлагал союзному гарнизону свободный выход из города с личным оружием и знаменами. Все военное имущество, казна и артиллерия должны были остаться в Варне. Раненым и больным, находящимся на излечении в госпиталях, была обещана надлежащая медицинская помощь. На размышление командованию гарнизона города давалось три часа.