Судьба и воля - Лев Клиот

Борис выдохнул. Он только теперь почувствовал, как взмок от страшного напряжения, но нашел в себе силы спросить о том, как в будущем он сможет встречаться с господином гауптштурмфюрером.

– С вами свяжутся, деньги получите завтра.

«„C вами“ – что он имел в виду? Это он меня вами назвал, или он подразумевал целую группу со мной во главе?» – Борька размышлял об этом по дороге к своему бараку.

Он шел, не чувствуя тела. Это был серьезный шаг к выживанию его собственному и многих людей, еще живых, еще населяющих этот лагерь.

Веттин все выполнил с дотошной немецкой аккуратностью. У Бориса появился документ, по которому он получил возможность бывать в городе, с ним общался фельдфебель Ульрих Хеншель, человек Веттина, при этом ни разу в их коротких разговорах этот факт не присутствовал. Имя гауптштурмфюрера не упоминалось ни при каких обстоятельствах.

Никто, кроме Шермана, еще троих ребят, выполнявших чисто физическую работу, и Давида Немировского не знали, откуда появлялись продукты, которые распределялись среди узников в небольшом количестве и нерегулярно, но они спасли жизни не одной сотне голодных, обессиленных людей.

Эту деятельность команда Бориса продолжала и тогда, когда их перевели из гетто в лагерь «Кайзервальд». Но однажды, весной сорок четвертого, ранним утром, перед отправкой на работы, их выстроили на плацу. В ворота въехали три черных легковых автомобиля. Из переднего, люксового «Хорьха», вышел генерал Фридрих Еккельн. Небывалое событие и мрачное предзнаменование! Каждое появление этого человека, как правило, заканчивалось массовыми казнями, спецоперациями, всем, что ухудшало жизнь тех, кого еще не увели к новым могилам. Вслед за ним из машин вышли высокие чины СС и чиновники из аппарата обер-бургомистра Риги. Они следовали на аэродром, но по известной лишь Еккельну причине завернули в «Кайзервальд».

Генерал закурил и о чем-то тихо переговаривался с комендантом лагеря штурмбанфюрером СС Эдуардом Рошманом.

Строй заключенных, как и вся обслуга лагеря, замер в ожидании. И вдруг Рошман, чего прежде невозможно было себе представить, вызвал из строя Бориса, проорав его фамилию через весь плац. Не староста, не помощники коменданта, застывшие по стойке смирно, – сам Рошман. Борис вышел из строя и остановился, повинуясь жесту одного из офицеров. Еккельн подошел к нему и приказал поднять руки. Борис ощутил крепкий запах одеколона и только что выкуренной сигары, исходивший от генерала.

«Вот и все», – сколько раз он произносил про себя эти слова, но проносило, а теперь, похоже, действительно конец. Он видел, как офицер сопровождения, видимо, адъютант генерала, расстегнул кобуру. Еккельн приблизился вплотную и несколько раз провел ладонями по груди Бориса жестом, которым производят обыск. Борька поднял глаза к небу и увидел, что на него смотрит мама. Ее прекрасное лицо было безмятежно, и он улыбнулся. Еккельн отдернул руки и уставился на улыбающегося еврея. Генерал и сам усмехнулся, оценив необычность происходящего.

– Ты что, боишься щекотки?

– Простите, господин генерал, я не должен был позволять себе такое поведение.

Еккельн рассмеялся, и его поддержали застывшие в ожидании офицеры.

Рошман махнул Борису рукой, и тот вернулся в строй. После того как машины покинули лагерь, надзиратели еще долго не решались распустить заключенных, и только когда настало время отправляться на работы, бригадиры развели их по командам.

Кто-то донес о непонятных делах Веттина и встречных потоках ювелирных изделий и рейхсмарок. Еккельн был лично заинтересован в судьбе гауптштурмфюрера. Сложное переплетение карьерных, политических, материальных интересов этих людей коснулось восемнадцатилетнего парня, оказавшегося на перекрестье их судеб.

Борис вернулся в строй. Мишка Шерман похлопал его успокаивающе по плечу. Мишка знал, как близок был его друг к смерти. Вокруг рук Бориса под пиджаком были накручены толстые пачки денег, крепко прихваченные бечевкой. Это их искал Еккельн. Борькина улыбка и мамин лик спасли его и в этот раз.

Мюнхен со страхом и недоумением смотрел в небо обнаженными фундаментами своих разрушенных зданий.

Мимо пустых глазниц его окон уходила предавшая его армия. Уходили те, кто навлек гнев на тысячелетний город. Tе, кто готовил катастрофу в его пивных и на его площадях.

Гнев пронзал небо над великим городом тысячами стальных птиц.

Тонны тротила с воем неслись навстречу черепичным крышам. Взрывая пространство, они разрушали старинные фасады, обрушивая этажи, превращая дома в кирпичную крошку и пыль. Столетиями предки тех, кто сегодня покидал город в серых колоннах под натиском победителей, возводили улицы и кварталы, наполняли их человеческим присутствием. Поколение за поколением наносили на уют своих жилищ патину преемственности. Город был растерян, беззащитен, он протягивал свои разорванные провода к тем, кто заполнял его площади гулом «студебекеров», дымом полевых кухонь, незнакомой речью. Он надеялся на этих людей, он надеялся.

Перед окнами со стороны улицы стоял «Виллис», за ним, скрежеща по кирпичной крошке широкими гусеницами, затормозил танк с белой звездой на башне. С его брони соскочили трое солдат, они держали свои «спрингфилды» наизготовке и ждали команды от офицеров, находившихся в джипе. Было видно, что и те напряженно осматривали прилегающую территорию, сжимая рукоятки снятых с предохранителей «кольтов».

Франсуа шептал притаившимся у окна товарищам:

– Давайте выйдем! Это ведь американцы.

Борис останавливал: слишком рискованно было просто выйти к готовым стрелять при малейшей опасности бойцам. Хотелось убедиться в том, что они не ошибались. Они впервые видели эту технику и этих солдат в незнакомой форме. Но после того как удалось разглядеть на рукавах их курток американский флаг, сомнения отпали. Да, было очевидно, что город заняли американцы, и было бы глупо в этих обстоятельствах погибнуть по недоразумению. Борис послал Сергея за простыней, и они вывесили этот импровизированный флаг в окно. Их внешний вид у американцев не вызвал никакого недоверия: пленных из окрестных лагерей они повидали немало, насмотрелись на ужасы лагерного устройства – и вышедшую к ним троицу окружили, сочувственно хлопая их по плечам, угощая сигаретами и первыми попавшимися под руку частями сухого пайка.

Офицеры, сидевшие в джипе, подозвали лагерников к себе и задали им несколько соответствующих ситуации вопросов. Борис рассказал о том, как они спаслись, после того, как завод, где они работали, был уничтожен, рассказал, из какого они лагеря, и представил своих товарищей. Капитан, видимо, старший из экипажа, объяснил, куда надо идти, чтобы получить помощь и зарегистрироваться. Он спросил Бориса, откуда такой английский и говорит ли он по-немецки. Когда узнал, что тот владеет еще и французским и русским, то протянул ему руку и представился:

– Стивен Тейлор. Вы можете оказать нам услугу и после того, как зарегистрируетесь, найдите меня по этому адресу.