Новый альбом - Павел Тетерин

— Спасибо, дядь Виталь — с чувством сказал Стёпа, задрав голову вверх. — Как ваше здоровье?

— Ой, да ничего — огромные губы соседа растянулись в улыбке. — Спина вот только побаливает, врач приезжал, прописал какой-то крем, дал даже рецепт — да только где ж я на свою поясницу столько крема куплю? Обычный тюбик я и открыть-то с трудом могу, а большого объёма его для нас не делают — он грустно развёл руками. — Ладно, не буду грузить тебя, брат. Пойду я — и он так же тихонько, как появился, скрылся за дверью.

Степа несколько секунд задумчиво смотрел ему вслед, затем вытер ноги об расстеленный на полу коврик, вошёл в свою комнату и заперся на замок.

Его жилище представляло собой небольшую, по меркам гигов, комнату с высоким потолком. Когда — то на этом заводе стояли огромные машины, перемалывающие камни в мелкий песок — в наследство от них им досталась противная жёлтая всепроникающая пыль, которую они до сих пор не могли до конца отмыть из своих комнат. Комнаты были отделены друг от друга высокими перегородками, которые они делали сами, отыскивая стройматериалы на заброшенных стройках в округе.

Сейчас в Стёпиной комнате стояла только расправленная ещё с утра кровать, стол с разбросанными на нём учебниками и книгами, и несколько чашек и кружек на табуретке в углу. Есть они все готовили на общей кухне, построенной в конце коридора.

На стенах, выкрашенных в разные цвета, висели картины — найти большие холсты, кисти и краску не составляло труда, и Стёпа любил зарисовывать пейзажи окраин, подолгу сидя на улице где-нибудь неподалеку. Картин набралось уже с пару десятков, и редкие Степины гости не раз уже говорили ему попробовать предложить своё творчество в какую-нибудь галерею. Стёпа, впрочем, всегда смущался и никогда не принимал подобных предложений всерьёз, считая это всё обычными проявлениями вежливости.

Он разулся, снял куртку, повесил её на крючок возле двери и сел к столу. Включил настольную лампу и взял в руки лупу — ему уже трудно было разбирать мелкий рукописный почерк обычных людей.

Степа повертел в руках конверты. На одном стоял адрес администрации района, на другом — больницы, в которой он стоял на учёте, а третье было письмо от родителей. Немного подумав, он надорвал первый конверт. Из него выпал обычный казенный бланк с гербом. Степа развернул его.

Здравствуйте, уважаемый Степан Александрович!

Мы подробнейшим образом изучили предоставленные вами данные о заброшенных и пустующих помещениях нашего района и выражаем Вам огромную признательность за столь скрупулёзно собранную информацию.

Также мы очень сочувствуем Вам и Вашим коллегам, находящимся в столь необычном положении.

К сожалению, администрация нашего района не может бесплатно предоставить Вам помещения, так как они все находятся в собственности у разных владельцев, и юридически мы не имеем права распоряжаться этими объектами. Поэтому мы готовы перенаправить Вашу просьбу в специальные организации, занимающиеся проблемами людей…

Стёпа скомкал бумагу и кинул её в стоящую в углу мусорную корзину. Дальше можно было не читать. Юридически не можем то, сё… Когда надо, у администрации юридически получалось абсолютно всё, что угодно. А если судить по тем письмам, которые он иногда получал в ответ на свои ходатайства, они только и могут, что вежливо сливаться, рассыпаясь в извинениях. С тех пор, как Стёпа стал жить здесь, он, пообщавшись с другими гигами и послушав истории об их жизни, задался целью что-нибудь сделать для их небольшой общины. Казалось, для этого не очень много надо — большинство живущих здесь людей были работящими и спокойными — всё, что им было нужно, по сути, так это место, где они бы могли бы заниматься своими делами. Гарик, например, отлично вырезал по дереву, но так и не мог найти себе достойного места работы — либо ему физически не хватало места, либо он сталкивался с непреодолимыми предрассудками работодателей. Поэтому он давно хотел открыть свою мастерскую. Саня и Дэн готовы были помогать ему в этом. Учитывая физические данные всех троих, они могли бы очень продуктивно работать, но всё упиралось опять-таки в место. У остальных жителей общежития тоже были идеи, как можно было извлечь выгоду из своего положения. Но и им нужна была хоть какая-то минимальная помощь.

А в этом районе было очень много старых, заброшенных цехов — с большими потолками, как раз таких, как им было нужно. С выбитыми окнами, с грязными, в подтеках, стенами, эти здания давно стояли без дела, заваленные мусором и вонючими тряпками. Но все попытки Степы выяснить, кому они принадлежат, и хоть как-то договориться с их владельцами терпели неудачу. Везде он получал отказы — обычно холодно вежливые, как это письмо, а где — то ему просто говорили убираться к чертям ещё на входе.

Ну ладно, что тут грустить. Может, в другой раз повезёт.

Вторым было письмо из больницы.

В нём не было ничего особенного — напоминание явиться для планового осмотра и диагностики в приёмное отделение клиники, специализировавшейся на изучении синдрома феноменального роста. Попросту — изучавшей гигов, как они сами предпочитали себя называть.

Такие письма Степа получал регулярно, и в большинстве случаев он просто также выкидывал их в мусорку. Зачем ему каждый месяц таскаться в больницу? Ну, осмотрят его, возьмут кровь, ощупают, потом разведут руками и отпустят, дав напоследок рекомендации, которые он слышал уже сто раз.

Всё, что ему нужно было знать, он узнал в тот самый, первый свой визит в больницу, который ему не забыть никогда.

Дело в том, что где-то до десяти лет нарушение роста никак нельзя диагностировать. А после десяти человек начинает быстро и безудержно расти — и до сих пор учёные так и не придумали, как бороться с этим. В двенадцать лет Степа обогнал ростом всех сверстников — поначалу ему даже нравилось это, он стал уверенней чувствовать себя в классе, но потом он стал все чаще ловить на себе обеспокоенные взгляды родителей и слышать робкие перешёптывания одноклассников за спиной. А потом его привели в эту клинику, где доктор, посадив Степу перед собой в чистом, светлом кабинете, сообщил ему информацию, обрушившуюся на двенадцатилетнего мальчика, как ком земли.

За какие-то ничтожные десять минут он узнал, что к тридцати годам он, Степан, станет монстром, ростом больше чем вдвое превышающим рост нормального человека.

Поначалу это просто не укладывалось в голове. Позже повзрослевший Степа, кое-как свыкшись со своей особенностью, рассудил, что это лучше, чем СПИД или рак, или просто нелепая смерть от ДТП или ещё какой-нибудь ерунды. Но тогда мир рухнул для него, и всегда, когда Степа оказывался в кабинете у врача, он неизбежно вспоминал свой тот, самый первый визит. И тогда тоска и чувство несправедливости наваливалось на него, как в тот день, и снова хотелось выскочить из больницы и бежать, рыдая навзрыд, не разбирая дороги — чтобы потом без сил упасть в незнакомом парке, закрыв лицо руками и стараясь не видеть никого и ничего вокруг.

Он скомкал бумагу вместе с конвертом и отправил в корзину вслед за предыдущим.