Микроубийцы из пробирок. Щит или меч против Запада - Лев Федоров

С 14 апреля 1923 года тот артиллерийский орган руководства стал называться «Межведомственным совещанием по химическим средствам борьбы» (Межсовхим). К 1924 году подготовка к химической войне приобрела в Советском Союзе столь принципиальный характер, что Революционный военный совет Республики (РВСР) предпринял новые организационные меры. Его постановлением от 20 февраля 1924 года название военно-химического органа было изменено. Отныне он превратился в «Междуведомственное совещание по химической обороне» с одновременным изъятием из ведения артиллерийского управления и подчинением прямо РВСР. Теперь этот орган стал общеармейским. Впрочем, уже 13 июня 1924 года приказом РВС СССР Межсовхим при РВС был преобразован в Химический комитет при РВС (Химком). По существу, произошел возврат к дореволюционной (Ипатьевской) организации военно-химического дела — новому Химкому было велено стать высшим научно-техническим органом военно-химического дела не только в Красной армии, но и во всей стране.

Председателем РВС тогда был еще Л. Д. Троцкий (1879–1940), поэтому пост председателя Химкома остался за академиком В. Н. Ипатьевым. Впрочем, ненадолго, поскольку курирование работы Химкома со стороны руководства армии уже перешло от Э. М. Склянского (1892–1925) к члену РВС И. С. Уншлихту (1879–1938), который годом раньше был переведен в заместители председателя РВС с поста заместителя председателя ГПУ.

В общем, через год на смену этой научно-технической конструкции пришла другая. 11 августа 1925 года на заседании РВС СССР было решено создать в Красной армии новый орган — ВОХИМУ. То августовское заседание вел лично новый военный нарком М. В. Фрунзе (1885–1925). Направленность обсуждения была задана тем, что академик В. Н. Ипатьев на заседание РВС вообще не приглашался.

Так вот, незадолго до этой реорганизации, а именно 2 февраля 1924 года, на заседании Межсовхима рассматривался вопрос, который в сохранившемся отчете был сформулирован так: «О бактериологической войне (доклад т. Дунина). Речь идет об эпидемиях. Основной вопрос о возможностях искусственного вызывания эпидемий давно уже имеет положительное решение… Основное возражение против применения бактерий с боевыми целями приходится считаться с “палкой о двух концах”… Необходимо уже в настоящее время начать предварительную подготовку армии… Е. И. Шпитальский: моральные соображения о допустимости применения бактерий для боевых целей совершенно отпадают, о чем свидетельствует история войн. Тем не менее… кому-то из членов совещания выяснить в РВСР точку зрения на возможность применения бактериологического оружия» [85].

Выяснили довольно быстро. Уже через год, 6 февраля 1925 года, то есть после замены Л. Д. Троцкого на М. В. Фрунзе на посту наркома, лечебно-санитарная секция Химкома обсуждала практический вопрос — каково патогенной бактерии сибирской язвы живется в присутствии отравляющего вещества (ОВ) тех лет — хлорпикрина. А 20 февраля 1925 года та же секция изучала документ, полученный из РВС СССР. Речь шла о «предложении гр. Ляпидовского о применении бактерий для целей войны. З. Явич считает, что необходимо поддержать всемерно дело изучения вопроса о способах применения бактерий в качестве средства нападения… т. Илькевич сообщает, что со стороны Воздухфлота не встречается препятствий к осуществлению требуемых опытов, если за ними будет признана необходимая целесообразность». По результатам обсуждения секция решила «признать вопрос о возможности боевого применения бактерий представляющим большой интерес». Не будет лишним подчеркнуть, что участников обсуждения кровно заинтересовали практические вопросы, вытекавшие из идеи инициативного гр. Ляпидовского: «а) каким образом… достигается развитие бактерий с баснословной быстротой и как пополняется при этом запас питательного материала; б) что понимается под словом консервирование бактерий… в) каким методом поддерживается необходимая вирулентность бактерий, как предполагается использовать бактерии — в спороносной или вегетативной форме; г) каков способ массового выращивания насекомых в лабораторных условиях» [86].

Итак, сразу после своего образования ВОХИМУ РККА начал действовать в двух направлениях — не только на военно-химическом, но и на военно-биологическом. А для полноты анализа довоенной истории подготовки Красной армии к наступательной биологической войне необходимо учитывать ряд обстоятельств. Например, нужно учитывать конкурентные отношения двух военных управлений — химического и медицинского. На первых порах их подтекстом был выбор доминанты будущей биологической войны — ее наступательный или оборонительный характер с точки зрения целей Красной армии. Второй аспект касается происхождения тех научных сил, которые были задействованы в работах по биологическому оружию — московские или ленинградские (были, конечно, и саратовские, харьковские, днепропетровские и т. д.), армейские или ГПУшные и т. д.

Первые данные о начале практических работ по советскому биологическому оружию, которые можно документировать, относятся к 1926 году.

С января 1926 года немедленно после образования ВОХИМУ на него начала работать серия лабораторий Москвы и Ленинграда. Среди руководителей немало ныне известных имен (В. Н. Ипатьев, Н. Д. Зелинский, Г. В. Хлопин, Н. А. Сошественский, С. С. Наметкин, Н. А. Шилов) [87].

А еще больше было имен никому не известных. В их числе была московская лаборатория А. Н. Гинсбурга — одного из первых организаторов советской системы подготовки к наступательной биологической войне. Поначалу лаборатория числилась при Химических курсах усовершенствования командного состава, однако действовала совершенно самостоятельно [87]. Вскоре основные научные силы ВОХИМУ были собраны в общую самостоятельную Центральную военно-химическую лабораторию.

И опыты с биологическим оружием двинулись по стране.

Первые доклады заместителю председателя РВС И. С. Уншлихту (который на этот пост попал в 1923 году с поста заместителя председателя ГПУ и которому было поручено курировать подготовку к биологической и химической войне) делал лично Я. М. Фишман. В начале марта 1926 года он докладывал, как именно в Москве в лаборатории А. Н. Гинсбурга «ведутся работы по применению в войне микробов». Пока бациллы сибирской язвы, чью вирулентность «удалось значительно повысить», испытывали на мелких животных, и, как оказалось, их «смерть наступает через 22–24 часа после нанесения на кожу спороносного бульона». Во второй половине марта собирались перейти к опытам на больших животных. Решался также вопрос с производством бацилл сибирской язвы в «опытном (малом) масштабе» [88].

В середине мая Я. М. Фишман доложил, что сибирская язва «была испробована на следующих животных: бараны, кролики, кошки и лошадь. Во всех случаях капля бульона наносилась на кожу. Все животные, за исключением лошади, пали на 2–3 сутки. В отношении лошади вид микроба оказался недействительным. Для человека, однако, показательно действие на баранов… Параллельно с указанными испытаниями начаты работы по боевому применению микробов. Есть основания предполагать, что могут быть применены те же методы, что и для распыления ОВ. Опыты предполагается поставить в броневой яме полигона» [89].