Бабель - Ребекка Ф. Куанг

он поставил книгу на место. Должно быть, кто-то еще жил в этой комнате до него. Возможно, кто-то другой — его ровесник, который так же любил Джонатана Свифта и перечитывал «Путешествия Гулливера» столько раз, что чернила в правом верхнем углу, где палец переворачивал страницу, начали стираться.

Но кто это мог быть? Он полагал, что у профессора Ловелла нет детей.

«Робин!» крикнула миссис Пайпер снизу. Тебя ждут на улице.

Робин поспешил обратно вниз по лестнице. Профессор Ловелл ждал у двери, нетерпеливо поглядывая на карманные часы.

Твоя комната подойдет?» — спросил он. В ней есть все, что вам нужно?

Робин с энтузиазмом кивнула. «О, да.»

«Хорошо.» Профессор Ловелл кивнул в сторону ожидающего такси. Садись, мы должны сделать из тебя англичанина».

Он говорил это буквально. Весь остаток дня профессор Ловелл возил Робина по разным делам, чтобы ассимилировать его в британское гражданское общество. Они посетили врача, который взвесил его, осмотрел и неохотно признал пригодным для жизни на острове: «Ни тропических болезней, ни блох, слава богу. Он немного маловат для своего возраста, но растите его на баранине и пюре, и он будет здоров. А теперь давайте сделаем прививку от оспы — закатайте рукав, пожалуйста, спасибо. Это не больно. Считайте до трех». Они увидели парикмахера, который подстриг непокорные кудри Робина длиной до подбородка в короткую аккуратную стрижку над ушами. Они видели шляпника, сапожника и, наконец, портного, который измерил каждый дюйм тела Робина и показал ему несколько кусков ткани, из которых Робин, ошеломленный, выбирал наугад.

После обеда они отправились в здание суда на прием к адвокату, который составил пакет документов, согласно которым, как сказали Робину, он становится законным гражданином Соединенного Королевства и опекаемым профессором Ричардом Линтоном Ловеллом.

Профессор Ловелл с размахом подписал свое имя. Затем Робин подошел к столу адвоката. Стол был слишком высок для него, поэтому клерк притащил скамейку, на которой он мог стоять.

«Я думал, что уже подписал это». Робин посмотрел вниз. Язык казался очень похожим на договор об опеке, который профессор Ловелл дал ему в Кантоне.

Это были условия между тобой и мной, — сказал профессор Ловелл. Это делает тебя англичанином».

Робин просмотрел зацикленный шрифт — опекун, сирота, несовершеннолетний, опекунство. Вы претендуете на меня как на сына?

«Я претендую на тебя как на подопечного. Это другое дело.

Почему?» — почти спросил он. От этого вопроса зависело что-то важное, хотя он был еще слишком молод, чтобы понять, что именно. Между ними потянулось мгновение, навеянное возможностью. Адвокат почесал нос. Профессор Ловелл прочистил горло. Но момент прошел без комментариев. Профессор Ловелл не стал ничего объяснять, а Робин уже знал, что лучше не настаивать. Он расписался.

Когда они вернулись в Хэмпстед, солнце уже давно село. Робин спросил, может ли он отправиться спать, но профессор Ловелл пригласил его в столовую.

Нельзя разочаровывать миссис Пайпер; она весь день была на кухне. Хотя бы немного подвигай едой в своей тарелке».

Миссис Пайпер и ее кухня наслаждались славным воссоединением. Стол в столовой, который казался смехотворно большим для них двоих, был заставлен кувшинами с молоком, белыми булочками хлеба, жареной морковью и картофелем, подливкой, что-то еще кипело в серебряной позолоченной супнице, и то, что выглядело как целая глазированная курица. Робин не ел с самого утра; ему следовало бы проголодаться, но он был так измучен, что от вида всей этой еды у него скрутило живот.

Вместо этого он перевел взгляд на картину, висевшую за столом. Ее невозможно было не заметить, она занимала всю комнату. На ней был изображен красивый город в сумерках, но это был не Лондон, как ему показалось. Он казался более величественным. Более древним.

А. А вот это, — профессор Ловелл проследил за его взглядом, — Оксфорд».

Оксфорд. Он слышал это слово раньше, но не был уверен, где именно. Он попытался разобрать название, как он делал со всеми незнакомыми английскими словами. «A... центр торговли коровами? Это рынок?

«Университет», — сказал профессор Лавелл. Место, где все великие умы нации могут собираться для исследований, учебы и обучения. Это замечательное место, Робин».

Он указал на величественное куполообразное здание в центре картины. Это библиотека Рэдклиффа. А это, — он жестом указал на башню рядом с ним, самое высокое здание в пейзаже, — Королевский институт перевода. Здесь я преподаю, и здесь я провожу большую часть года, когда не нахожусь в Лондоне».

«Это прекрасно», — сказал Робин.

«О, да.» Профессор Ловелл говорил с нехарактерной теплотой. «Это самое прекрасное место на земле».

Он развел руки в стороны, как бы представляя перед собой Оксфорд. Представь себе город ученых, все исследуют самые чудесные, увлекательные вещи. Наука. Математика. Языки. Литература. Вообрази, что здание за зданием заполнено большим количеством книг, чем ты видел за всю свою жизнь. Представь себе тишину, одиночество и безмятежное место для размышлений». Он вздохнул. «Лондон — это сплошной беспорядок. Здесь невозможно ничего сделать; город слишком шумный, и он требует от тебя слишком многого. Ты можешь сбежать в такие места, как Хэмпстед, но кричащее ядро притягивает тебя обратно, хочешь ты этого или нет. Но Оксфорд дает тебе все необходимое для работы — еду, одежду, книги, чай — и затем оставляет тебя в покое. Это центр всех знаний и инноваций в цивилизованном мире. И если ты достаточно хорошо продвинешься в учебе, то однажды тебе посчастливится назвать его своим домом».

Единственным подходящим ответом здесь, казалось, было потрясенное молчание. Профессор Ловелл с тоской посмотрел на картину. Робин старался соответствовать его энтузиазму, но не мог не взглянуть на профессора сбоку. Мягкость в его глазах, тоска поразили его. За то короткое время, что он его знал, Робин никогда не видел, чтобы профессор Лавелл выражал такую любовь к чему-либо.

Уроки Робина начались на следующий день.

Как только закончился завтрак, профессор Ловелл велел Робин умыться и вернуться в гостиную через десять минут. Там его ждал грузный, улыбчивый джентльмен по имени мистер Фелтон — первый класс Оксфорда, человек из Ориэла, заметьте, — и да, он проследит, чтобы Робин освоил оксфордскую латынь. Мальчик начинал немного позже своих сверстников, но если он будет усердно заниматься, это можно будет легко исправить.

Так началось утро заучивания базовой лексики — agricola, terra, aqua, — которое было пугающим, но потом показалось легким по сравнению с последующими головокружительными объяснениями склонений и спряжений. Робина никогда не учили основам грамматики — он знал, что работает в английском, потому что