Готовность номер один. Шестьдесят лет спустя - Григорий Сивков

— Знаешь я передумал…

— Почему?

— Идея одна пришла. Пока не апробирую в заводских условиях, никуда не пойду…

Николай стал с жаром рассказывать о приспособлении к металлорежущему станку.

— Как знаешь, — говорю ему. — Оставайся. А я хочу летать!

Вместе с группой аэроклубовских ребят в одно из воскресений пошёл я на сборный пункт. Нас остригли наголо под нулевку. Выдали обмундирование. Разместили в казарме школы. На заводе никого заранее не предупредили. Поступок наш нельзя, конечно, назвать правильным. Но по молодости лет и горячности характера нам казалось, что мы правы — ведь следовали призыву: "молодежь, на самолёт!".

В понедельник нас стали разыскивать. Чрезвычайное происшествие: комсомольцы не вышли на работу. Семь человек — и все окончили аэроклуб. Искать больше негде, как в авиашколе.

Вечером заводские ребята принесли нехорошую весть:

— За самовольный уход с работы вас хотят отдать под суд…

— Что мы, на рыбалку за карасями уехали?

Недели две длилась тяжба между начальством завода и авиашколы. А тем временем мы привыкали к военной службе. Расчет на заводе нам, конечно, оформили. Увидев нас в курсантской форме, начальник отдела кадров вышел из-за стола, приветливо улыбаясь.

— Вот ваши документы. А деньги вам выдадут в кассе.

Мы поблагодарили его и, получив полный расчет, распростились с заводом.

Было это в первое увольнение в город, после положенного карантина. Я поехал к родным. Отец с матерью тогда уже жили в Перми у брата Ивана. Он вернулся с военной службы, воевал на Хасане, получил квартиру от завода.

Мать, увидя меня в военной форме, всплеснула руками, заплакала. Старший брат Александр заметил:

— Ты поправился и порозовел немного. Видно, служба тебе на пользу.

— Ну как начальство? — спросил отец. — Строгое?

— В меру…

Отец угощает вином.

— Мне не положено, — говорю, отодвигая стакан. — Двое ребят по кружке пива выпили, отчислили из школы…

— Это верно, сынок. Опасное это дело, летать-то? И служба дело нелегкое. Ты уж старайся. Хорошим солдатом будь. С немцем-то, видно, ещё раз воевать-то придется…

— Постараюсь. По своему выбору пошёл в авиашколу.

Когда мы пришли в Пермскую авиашколу, она сделала лишь первые выпуски военных лётчиков, но уже имела свои традиции и пользовалась известностью среди других подобных военных учебных заведений.

В школе был твердый, раз и навсегда заведенный порядок, как и полагалось по уставу. Во всем соблюдалась железная дисциплина и строжайший режим. Занятия были весьма напряженные. День — теория, день — полёты.

Самолёты к полётам готовили сами курсанты, сами занимались ремонтом машин. Все делалось под непосредственным руководством и началом опытных командиров.

В зимнее время курсанты жили в казармах, летом — в палаточном лагере. Раз в месяц мы имели право на увольнение в город.

Установленный распорядок дня выполнялся с точностью до минуты. На личные дела курсанту отводилось 45 минут в сутки.

Школа была укомплектована опытными квалифицированными преподавателями. Среди них и бравые строевые командиры, и знатоки летного дела, и великолепные педагоги по теории полёта, и сильные политработники. Начальник школы — строгий и справедливый полковник Карпов. Теорию полёта нам преподавал Галинский. Летали мы с хорошими лётчиками: инструктором Матвеевым и командиром звена Вайгачевым. Эскадрилья наша была вверена опытному командиру Елисееву. Фамилий других своих наставников я, к сожалению, не помню. Может, потому, что срок общения с каждым из них был не такой уж длительный, но скорее всего от того, что в армии командира называют не по фамилии, а лишь по воинскому званию. И тем не менее я помню, как будто это происходило вчера, кряжистого, со шпалой в петлице, русоволосого человека с синими глазами, — комиссара училища. Он присутствовал у нас на политзанятиях.

Комиссар молча внимательно слушал объяснение лейтенанта, проводившего занятия. Утвердительно кивал, подтверждая ответ курсанта на заданный вопрос. Хмурился, когда один из курсантов мямлил. А когда занятия подошли к концу, он поднялся, подошел к кафедре и совсем по-штатски сказал:

— Какие ко мне, товарищи, будут вопросы?

Короткое замешательство. Потом Сергей Аблеев попросил:

— Расскажите нам про "национал-социалистов".

— Этот тема следующего занятия, — поспешно уточнил лейтенант. — Мы ещё не готовились…

— Такую тему нужно без подготовки знать, — возразил ему комиссар. — Ну что же, давайте сообща рассмотрим, если хотите этот вопрос. Итак, начнем.

Он прошелся между столами аудитории.

— Прежде всего давайте себе уясним, что разговор у нас пойдет о фашизме. Фашисты — это те же империалисты, но наиболее хищнические и разбойничьи среди всех империалистов мира. А слова "национал-социализм" специально придуманы фашистскими идеологами, чтобы затуманить мозги простым людям.

Комиссар сделал паузу, обвел изучающим взглядом аудиторию, очевидно, проверяя, как доходят до слушателей его слова.

— Кто же такие "национал-социалисты"? — задал он вопрос и сам ответил на него: — Это те же гитлеровские фашисты. Они, видите ли, обижаются, когда, мы, коммунисты, их так называем. И пытаются уверить мир, что партия гитлеровцев партия социалистическая. Так ли это?

Комиссар саркастически улыбнулся.

— Нет, товарищи, это далеко не так! Давайте разберемся. Гитлеровцы ограбили почти всю Европу. Разве может быть партия угнетателей и грабителей партией социалистической? Конечно, нет! Гитлеровцы — заклятые наши враги, враги социализма.

Комиссар изучающе смотрел в глаза курсантов.

— Может быть гитлеровцы защищают национальные интересы? То же нет! Пока они собирали и воссоединяли немецкие земли их ещё можно было с известной натяжкой назвать патриотами Германии. Но когда они стали стремиться поработить народы Европы, захватить чужие территории и добиваться мирового господства немецкой нации прежде всего над славянскими нациями, то они предали национальные интересы своего народа, превратились в националистов и шовинистов. Это захватчики, угнетатели других народов.

Вот, послушайте, что говорит Гитлер в своей книжке "Моя борьба": "Надо любыми средствами добиваться того, чтобы мир был завоеван немцами. Если мы хотим создать нашу великую империю, мы должны, прежде всего вытеснить и истребить славянские народы — русских, поляков, чехов, словаков, болгар, украинцев, белорусов. Нет никаких причин не сделать этого".

— Вот видите, какова фашистская идеология? — обратился он к нам и продолжил: — Послушайте что ещё проповедает Гитлер. Для него совесть "унижающая химера", а образование по его мнению, только калечит человека.