Последняя загадка парфюмера - Антон Грановский

На последних аккордах песни в клуб вошла молодая женщина в светлом пальто и темных очках. Обежав взглядом зал, она двинулась к столику, за которым сидел Корсак. Завидев ее, журналист поднялся со стула.

– Глеб, – выговорила женщина, подходя к столику и протягивая ему обе руки. – Глеб!

– Здравствуй! – Лицо журналиста, обычно бесстрастное, дрогнуло, и по его жестко очерченным губам скользнула улыбка.

Глеб сжал ладони женщины в своих пальцах, и она, смеясь, поцеловала его в щеку. Несколько секунд они разглядывали друг друга, затем Глеб, словно опомнившись, отодвинул свободный стул и сделал приглашающий жест.

Сев на стул, женщина сняла темные очки и сунула их в карман пальто, а потом улыбнулась.

С болью в сердце Глеб отметил, что она по-прежнему хороша собой, но теперь по-другому. Лицо осталось таким же породистым, но слегка осунулось. Мягкая линия губ стала четче, строже и элегантней, а застывшая сдержанная улыбка была улыбкой женщины, знающей себе цену. Вот только карие глаза совершенно не изменились. Большие, спокойные и такие глубокие, что на дне их могли обитать самые невероятные чудовища – столь же изящные, сколь и смертоносные.

– Если бы ты знал, как я рада тебя видеть, – улыбаясь, проговорила Ольга, не сводя с Глеба сияющих глаз. – После всех этих лет… Рассказывай. Как поживаешь?

Глеб смотрел на женщину как завороженный, не в силах оторвать взгляда от ее тонкого лица, и не мог произнести ни слова.

– Что же ты молчишь? – весело спросила она.

– Прости… – Глеб с усилием отвел глаза. – У меня все хорошо. Живу, работаю. Обычная жизнь, ничего сверхъестественного.

– А как твои фотографии? Ты все еще этим занимаешься?

– От случая к случаю, – нехотя ответил Корсак. – Оля, извини, что позвал тебя сюда. Наверно, не вовремя.

Женщина тряхнула волосами:

– Ничего страшного. Твой звонок отвлек меня от грустной суеты. Слушай, давай что-нибудь закажем, а? Умираю с голоду.

– Конечно.

С полминуты она листала страницы меню, потом с досадой проговорила:

– Небольшой выбор… Ты бывал здесь раньше?

– Много раз.

– Порекомендуй что-нибудь. Только чтобы порция была большая. Я так голодна, что могу съесть целого коня.

Глеб улыбнулся:

– Боюсь, что коней здесь не подают. Даже морских. Пожалуй, тебе стоит взять «Царскую охоту».

– Это вкусно?

– Мне нравится.

Пока Ольга делала заказ, Глеб разглядывал ее лицо.

– Я сожалею, что с Виктором все так случилось, – сказал он, когда официант отошел от столика.

– Случилось и случилось, – спокойно ответила Ольга. – К чему сокрушаться? С того света его все равно не вернешь. У тебя есть зажигалка?

Ольга прикурила, помахала рукой у лица, отгоняя дым, и продолжила:

– Говорят, он умер еще вечером и всю ночь сидел один – мертвый, в пустой квартире, в полной темноте. Страшно даже представить.

– Не забивай себе этим голову, – сказал Глеб.

Ольга нервно усмехнулась:

– Легко тебе говорить. Ты же там не был.

Подошедший официант поставил перед Ольгой бокал «порто», перед Глебом – кружку пива.

– Глеб, я так рада тебя видеть! Давай за встречу!

Они чокнулись. Ольга пила свой портвейн маленькими глотками. Точно так же восемь лет назад она пила глинтвейн, в приготовлении которого Глеб практиковался длинными зимними вечерами. Немного гвоздики, немного корицы, немного цедры… «Глеб, ну зачем так много цедры? Будет слишком горько!» – «Пей и не возмущайся. Тебе нужны витамины».

– Самое странное, что Виктор никогда не жаловался на сердце, – снова заговорила Ольга. Глеб вздрогнул. – Он каждое утро пробегал по три километра и считал себя самым здоровым человеком на свете, – с грустной улыбкой продолжала она. – Смешно, да?

– Не очень, – сказал Глеб.

Ольга задумчиво повертела в пальцах бокал.

– Да уж, смешного действительно мало. – Она провела подушечкой пальца по кромке бокала, потом подняла взгляд на Корсака и сказала: – Они позвонили мне в восемь утра. Попросили осмотреть квартиру и сказать, не пропало ли что-нибудь.

Глеб кивнул:

– Это обычная процедура.

Уголки губ Ольги дрогнули. По краям обозначились маленькие морщинки, которых не было, да и не могло быть восемь лет назад.

– Не скажу, чтоб мне это легко далось, – медленно произнесла она. – Ты знаешь, Глеб, там, у него, очень… странно.

– Что ты имеешь в виду? – насторожился Глеб.

Прежде чем ответить, Ольга затушила сигарету и достала новую. Прикуривая от массивной зажигалки Глеба, она покосилась на кончик сигареты, и отблески пламени отразились в ее глазах двумя ярко-красными искорками. Глеб почувствовал, что сердце у него бьется быстрее, чем нужно, и досадливо нахмурил брови.

– Так что в квартире Виктора? – повторил он свой вопрос.

– Если ты помнишь, я никогда не была особенно пугливой. Я даже не боялась ходить по улице одна темными вечерами.

– Да, правда, – признал Глеб, вспоминая, сколько нервов ему стоили эти ее внезапные одинокие прогулки.

– А тут, – продолжила Ольга, – я по-настоящему испугалась. Сразу, как только вошла. – Взгляд Ольги стал задумчивым. Она снова заговорила – все так же медленно, немного растягивая слова на гласных: – Помню, когда я была маленькая, у нас в доме был подвал. Такая черная дыра, пахнущая сыростью. Когда я проходила, просто цепенела от страха. Старалась не смотреть, но все равно смотрела. Дыра притягивала меня, как магнит. Тебе знакомо это чувство?

– Знакомо, – ответил Корсак.

– Здесь что-то подобное. В квартире Виктора пахло… страхом. Как из той дыры. Как будто там поселилось привидение.

Ольга стряхнула с сигареты пепел и продолжила, слегка понизив голос:

– Знаешь, Глеб, мне кажется, я больше никогда не смогу туда войти… А впрочем, мне и не придется. По завещанию все имущество Виктора переходит к его племяннице. Но я не в обиде. Я получила щедрые отступные, когда мы разводились.

Глеб отхлебнул пива и небрежно спросил:

– А что за племянница?

– Девочка из провинции, – ответила Ольга, неприязненно скривив губу. – Приехала в Москву с полгода назад устраивать жизнь. И, как видишь, преуспела.

Глеб собрался с духом и спросил:

– Ты видела Виктора?

Ольга покачала головой:

– Нет. Он все еще сидел в кресле, но эти парни набросили на него покрывало. Пока я там была, они все время косились на покрывало, будто под ним творилось черт знает что.