Спартак. Бунт непокорных - Макс Галло

Кому подчиняется свободное существо? Свобода в твоем теле и твоей душе. Она в Книге. Когда-нибудь я поговорю с тобой об учении Владыки Справедливости. Ты достоин того, чтобы знать его…

Затем он повернулся к Аполлонии и долго рассматривал ее.

— Тебе нужно бросить все, — сказал он Спартаку. — Ибо свободен лишь тот, кто терпит лишения. Его единственное богатство — мысли, а единственная сила — сила его тела. Тело дано нам не для того, чтобы калечить его, как это делают рабы Кибелы, а для того, чтобы очистить его. Тогда оно станет легким, и дух почувствует себя свободным, как птица, способная летать так высоко, что приближается к Богу.

Он снова посмотрел на Аполлонию, затем добавил, наклонившись к Спартаку.

— Но ты не готов отказаться от всего. Ты хочешь быть свободным в мире, опутанном цепями. Тебе предстоят сражения, потому что римляне стремятся покорить все народы. У тебя была возможность оценить мощь их легионов. Они хотят завоевать мир. Хотят, чтобы Рим стал самым большим городом, хотят захватить все богатства, знания, хлеб. Тот, кто не является гражданином Рима, — раб. Я — раб. Ты был им и будешь, если останешься в этом мире. Ты сильный и смелый. Римляне прикажут тебе воевать с твоими братьями или с дикими зверями. Все рабы для них — не больше чем животные, наделенные даром речи. Такова твоя судьба, если ты останешься в этом мире.

Он поднял голову.

— Но ты можешь уйти, отправиться в долгое путешествие. Я покажу тебе пещерную дорогу в Иудею, туда, где мы слушаем Владыку Справедливости, который рассказывает нам о Едином Боге. Может быть, мы никогда не дойдем, если мир наполнят римляне и исступленные почитатели богов, но с каждым шагом ты будешь чувствовать себя более легким и чистым. Ты приблизишься к истинной свободе. У тебя не останется ничего, но ты поймешь, что стал сильнее, потому что стал хозяином самому себе, и твое богатство будет безграничным.

Он поднялся и пошел прочь, но, внезапно передумав, вернулся к Спартаку.

— Если ты откажешься, то не познаешь ничего, кроме рабства, даже если победишь римлян и избежишь их цепей. В конце пути ты не получишь ни свободы, ни правды, но обретешь жестокую смерть — ту, на которую обрекут тебя римляне.

Иаир снова сел лицом к Спартаку.

— На Сицилии я жил среди пастухов, которые не боятся ни людей, ни волков. От них я узнал о судьбе рабов, восставших против хозяев. Хочешь, я расскажу тебе о войне, на которой погибло больше людей, чем сейчас проживает в Риме? А там, говорят, больше миллиона жителей!

Спартак кивнул. Иаир-целитель, приступил к рассказу.

— Казалось, Африку охватил огонь или поразило стихийное бедствие, — начал Иаир.

Вдруг он замолчал, закрыл глаза и продолжил лишь после долгого молчания:

— На Сицилии было очень много рабов. Они вскапывали землю, сеяли хлеб, собирали урожай на таких обширных угодьях, что границ им не было видно. Ни один хозяин не мог перечесть их по головам, размножались они быстро, как звери, и детей отправляли работать, как только они начинали ходить.

Управляющие били их, истязали, насиловали и убивали без разбора. Все забыли мудрые слова Катона Старшего, который сказал, что «рвение к труду у рабов, говорящих орудий труда, тем сильнее, чем мягче к ним относятся, позволяя перерывы в работе». Но никто не ценил этот разумный совет, и в порт Сицилии прибывали тысячи рабов, фракийцев, парфян, сирийцев, евреев, греков, и с ними обращались как с пленниками.

Иаир положил руку на колено Спартака.

— Позже и я стал рабом. Но воспоминание о том, что происходило в странах, граничащих со Средиземным морем, живо во мне, будто я сам видел, как легионеры и торговцы рабами продают и покупают пленников, загоняют их в трюмы кораблей, направлявшихся на Сицилию. Там находились огромные поместья, где сеяли и собирали хлеб, который был нужен Риму, ненасытному Риму, чтобы накормить его горожан, обогатить сенаторов, трибунов, заплатить легионерам.

На Сицилию привозили столько мужчин и женщин, там рождалось столько детей, что хозяева и их управляющие решили, что поступают правильно, обращаясь с ними более жестоко, чем с животными.

Когда не хватало рук, они сообщали об этом купцам в Делосе, которые быстрее других доставляли рабов по Средиземному морю.

Иаир откинул голову назад.

— Меня продали в Делос, — сказал он. — Каждый день на этом маленьком острове продавали более десяти тысяч рабов. Нас было так много, что мы напоминали пчелиный рой.

Он скрестил руки на груди и улыбнулся.

— Я говорил тебе об огне и стихийном бедствии, поразившем Африку, о войнах рабов. Пастухи, которые в начале войны были детьми, вспоминали о ней с ужасом, их глаза сверкали так, будто они выпили крепкого вина.

Восстание началось с того, что четыре сотни рабов недалеко от города Энна подняли мятеж. Они были приговорены к смерти, а теми, кто не боится за свою жизнь, нельзя управлять. Они собрались вокруг одного сирийца. Пастухи говорили, что он был огромного роста. Может быть, он был таким же большим и сильным, как и ты, Спартак. Его звали Евн, и он провозгласил себя царем.

Через несколько дней он стоял во главе двадцатитысячной армии. К нему пришли рабы со всего острова, свободные крестьяне, бывшие солдаты, пастухи, погонщики быков и женщины. За короткий срок они проделали путь в двести миль. Они взяли города Энну, Агригент, Таормину. Восстание охватило остров, как огонь сухую траву. Восставшие сражались насмерть, их армия была как тучи саранчи, пожирающей корни, листву и кору деревьев. Да, Спартак, война рабов на Сицилии была похожа на стихийное бедствие. Если консулу удавалось потушить пожар в одном месте, возникали новые очаги пламени, и костер снова разгорался.

Когда Евна казнили, появились новые цари, которые встали во главе новых повстанцев. После Евна были Сальвий и Афинион, о которых с уважением говорили, что один — фракиец, а другой — грек. Они были еще более жестокими, чем Евн, потому что знали, какая судьба уготована им легионами нового консула.

Трупов было так много, что их гниющие горы напоминали стаи саранчи, потопленные сильным ветром у берегов Африки. Тогда одно бедствие стало причиной другого: тысячи людей умерли от гниющего воздуха, возникшего от скопления мертвых насекомых.

Так же было и на Сицилии. Земля, говорили пастухи, была пропитана кровью и покрыта разлагавшимися трупами: травы были отравлены, и любой, кто ел мясо или хлеб, умирал.

Иаир замолчал.

Спартак сначала сидел неподвижно, затем медленно поднялся, опираясь на ствол дерева, глядя прямо перед собой.

— Они завоевывали города, — сказал он. — Они правили на землях тех, кто обращался с ними, как с говорящими животными.

Он повернулся к Иаиру.

— Ты говорил, что глаза пастухов блестели при этих воспоминаниях?