Метро 2035. Преданный пес - Дмитрий Манасыпов

– На хера? – поинтересовался дебиловатый напарник свиномордого.

– Не на хера, Пантыкин, а потому как санконтроль. На предмет врожденных и полученных патологий, паразитов, явных признаков заболеваний и проверку всего остального. А будете хамить, так пойдете сидеть и ждать результаты анализов. Кровь, кал, моча, соскобы слизистой и прочее. Имею полное право отправить вашего крепыша в карантин. На трое суток, как минимум.

Пантыкин, значит? Хаунд покосился на дебилушку Пантыкина и внутренне пообещал ему чуть более ранее задуманного. Из всей палитры болезненных способов умерщвления, имевшихся для таких случаев в голове.

– Ольга Николавна… – протянул свиномордый. – Свои же люди, ну…

– Во-первых, Николаевна. Во-вторых, если свои, то дополнительный штраф небольшой. Двадцать пятерок. А будете возмущаться, так карантин. А Кот уходит сегодня, ну, либо завтра утром. Вы же знаете о Коте?

Свиномордый сглотнул и преобразился. Если и мелькала в глазках, обросших светлыми ресничками, жадность, то тут же пропала, и карман красивой Ольги Николавны наполнился приятными звяканьем и весом бодро отсыпанных патриков.

– Эту страну погубит коррупция, – вдруг вякнул Пантыкин, явно переживавший потерю заработка сверх запланированного.

– На хер пошел! – рявкнули, одновременно, старший компаньона дебилушки и санврач.

– Пристегивай, – смилостивилась и не стала задирать штраф хозяйка кабинета, – и давай быстрее. Рынок не ждет.

Цепь крепилась к стене. Капитальной такой, из кладки советских времен, приваренной концом к выступающему толстому уголку. И не каким-то там карабином, а самым натуральным замком. И такой милоты, видно, для конвейерного осмотра, было еще пять штук.

– Дернешься, прострелю колено, – ласково пообещала красавица, достав из ящика стола обрез. – У меня картечь, чтобы наверняка.

Хаунд пожал плечами и, дождавшись снятия прочего железа, разделся. Намордник ему оставили, но хотя бы получилось вытереть слюну, текущую, как у бульдога. Настоящих бульдогов Пес никогда не видел, но среди гнилопсов водились явно схожие.

– Ты руку попортил? – поинтересовалась женщина, пробежав по Хаунду глазами. – В целом все нормально, уши только наполовину целые, но это не страшно. Слышит-то хорошо. Сними эту хрень с него, зубы проверю.

И отошла, снова взяв обрез. Надо же, как быстро становятся профессионалами в выпускании мозгов с кишками даже красивые и вроде бы мирные женщины.

Пес засипел, отплевавшись и косясь вниз, на собственную бороду, полностью блестящую от слюны.

– Пей, выродок! – Свинорылый ткнул флягу. – Задрал ты уже.

– Открой рот. – Ольга Николавна подошла ближе. – Хорошо, как у нормального жеребца.

– А у меня все, как у нормального жеребца. Ой, доктор, я вас чем-то задел…

– Ты его кастрировать не думал? – Врач повернулась к свинорылому.

– Кот кастрата точно не купит. Да и валяцца станет с неделю, не меньше.

– Угу, верно. – Ольга Николавна повернулась обратно и рукой в плотной кожаной перчатке вдруг резко сжала «что-то» в самом низу Хаунда. – Ой, неужели ему больно? Зато меня ничего не касается.

– Отстегивать?

– Нет. – Врач поморщилась. – Может, Кот за него и вообще не заплатит. Но продавать скотину с сепсисом я тебе не позволю. Выбор невелик, если разбираться. Или он сам помрет, через неделю, или я удалю органы с абсцессом.

– Чо?

– Мизинец и безымянный, лучше полностью. Так ты хотя бы его на работы продашь. Иначе помрет и все. Намордник надень, вдруг орать примется, а у меня голова с утра болит. И да, если верить всяким слухам, лучше продать его в Оренбург. Там Орден, исследования… а у него глаза вон какие, как у кошки. Или у кота. Да надевайте намордник уже.

Хаунд, сопя, не стал отводить лица, снова ощутив сталь во рту. Пальцы? Это плохо.

– Позови своего идиота.

Свинорылый, ворча, вышел, чтобы тут же вернуться с Пантыкиным.

А Ольга Николавна времени зря не теряла. Подкатила лоток на колесиках, почти по пупок Хаунду, зазвякала всем нужным. Жгут, несколько хирургических ножей разного размера, большие и прямо-таки сияющие ножницы. Загудела газовая горелка и снова звякнуло, когда санврач закрепила в специальных зажимах несколько странных железяк, больше похожих на приборы для мангала.

– Слушай сюда, хозяин эдакого жеребца. – Женщина остановилась напротив Хаунда, подняла взгляд, глянув ему в глаза, и вернулась к Свинорылому. – У него уже началась гангрена, думаю, из-за какого-то подхваченного дерьма. Мне даже не нужно проверять ему температуру, я и так вижу, что хреново, как бы он не старался выглядеть героем.

Только организм теперь не герой. Будь он городским имуществом или нормальным человеком, они могли бы потратить лекарства и попытаться сохранить пальцы. Но этот, лохматый, не то и не другое. Так что все просто: за него решает хозяин и врач. А врач решила попробовать сохранить имуществу жизнь. Пусть и без почти двух не самых нужных пальцев. Обезболивающего у меня нет, придется потерпеть. И потом тоже. Но зато останется в живых и будет очень долго благодарен тете врачу. Он понял?

Свинорылый ухватил Хаунда за горло:

– Всосал, да? Моргни.

Хаунд моргнул. Жить хотелось больше, пусть и без пальцев. Зря надеялся на организм – наверное, начал стареть. Раньше, года два назад, внимания бы не обратил на такую хрень, зажило бы, как на собаке.

– Клеймо сейчас поставь. – Свинорылый хмурился. – Мало ли.

– Пантыкин, сделай, мне руки помыть надо… Эй, молодой человек, крайнее тавро, категория Б, что ты там хитришь. На А он не тянет, инвалид.

Хаунд не стал дергаться в сторону. Встретил почти стеклянное от жара железо, раскаленную литеру, грудью. Зашипело, завоняло паленой шерстью и кожей с мясом. Его, Хаунда, телом. Но он стерпел, пусть и чуть не сломав клык.

– Раствор вон.

Пантыкин, нехорошо улыбаясь, взял «вон», пластиковую темную бутыль, и полил на горящий ожог. Перед глазами Пса вспыхнуло белым, и он взвыл.

– Руку вот сюда. – Врач показала на специальный выступ. – Пристегните ему руки с ногами и натяните цепи.

Звенья, позвякивая, потянулись через специальные кольца в стене. Хаунда зафиксировали четко, не дернешься.

Врач, пахнущая щелоком и чем-то едко-больничным, выбирала нож. Понятно, сперва спустит имевшиеся сухожилия и немножко плоти, потом резанет вон тем секатором. Отличная перспектива, натюрлих.

Что Хаунду не нравилось, так это запах собственного страха. Сразу стало ясно, что именно он, но от того легче не стало. Бояться было непривычно.

– Я закрепила жгут, как скажу, прижигайте. Культю тут не сделаешь, надо быстро.

Он выдержал до момента, когда второй раз за несколько минут его коснулось раскаленное железо.