Маяк – смотри! - Мария Ботева

Вдруг что-то заплюхалось у самого берега, застучало, зашумела ещё сильнее вода, что-то даже затрещало как будто.

— Заглохни мой голос, чего ж это у вас маяк-то не светит? — спросил кто-то из тьмы.

Эльза бегом кинулась наверх. А вот Кулик-Сорока, похоже, заметался в разные стороны. Он то пускался вслед за хозяйкой, то отскакивал в сторону голоса. Побежим же за Эльзой — сейчас начнутся грустные дела, пусть она чувствует нашу поддержку.

Эльза сама не понимала, что с ней происходит. Лампа на маяке уже давно загорелась, экипаж «Кормача» был накормлен, переодет в сухое и уложен спать. Перед сном каждого матроса лично осмотрел Боря Капоряк, прослушал, исправно ли работает сердце, лёгкое ли дыхание, проверил пульс, потрогал живот. Всё было в порядке, только у всей команды наблюдалась сильная усталость и у пары матросов — умеренное волнение. Пока доктор делал своё дело, мальчишка в чёрной повязке ходил вокруг лампы, цокал языком и приговаривал что-то вроде:

— Разбейся мой компас, если это не настоящий северный маяк! Тресни моя повязка, если он светит не на сорок морских миль!

Потом отбегал от неё, смотрел из окна на море, поправлял свою повязку, несколько раз присвистывал и бормотал:

— Акулы-дрозофилы! Вот это пейзаж!

От всех этих присвистываний, причмокиваний, бормотаний и восклицаний рыжая Эльза каждый раз вздрагивала и тёрла коленки — как будто на них появились ссадины. Она хотела сказать этому нахалу, чтобы потише тут, не у себя же дома, но не смогла — голос пропал. И веснушки на лице побледнели.

— Перестань свои ужимки, как пират просто, — сказал Капоряк, от волнения слова перепутались у него в голове. — Не видишь, посмотри, плохо как ей, что ли.

И тут все увидели, что с рыжей Эльзой что-то происходит. Веснушки совсем пропали с её лица, коленки засаднило так, что девочка немедленно начала яростно чесать их, но остановилась, потому что увидела сыпь на руках. Тут же чесаться стали руки, ноги, голова и даже живот. Эльза заревела, и из глаз её текли не просто слёзы — а очень горячие слёзы. Кулик-Сорока хотел их слизать, но обжёгся. Он заскулил, пробежал несколько раз вокруг хозяйки и вдруг бросился на Марка-Филиппа.

— Твою налево, не кукуй тут, когда не… — начал визжать парень, но волк только сорвал повязку с его головы. Раз — и её уже нет! На полу остались только мелкие клочки. Потом он аккуратно подтолкнул носом повязку на Эльзе. И от неё тоже остались оборвыши ткани.

Глаз девочки, на котором была повязка, как-то то ли опух, то ли заплыл. То же происходило и с другим глазом.

— Так! — громко сказал Капоряк-мл. — Я понял. Это аллергия. Все симптомы налицо. На что у тебя аллергия?

Но Эльза, конечно, ничего не могла ответить Боре. Во-первых, она плакала, во-вторых, голос у неё пропал. И вообще, она не знала, что такое аллергия, тем более на что она бывает.

И тут заговорила Марта.

— У неё аллергия на пиратов, — сказала она. — С детства. Я знаю, я её мама.

— Аллергия лечится так, — умным голосом сказал Капоряк-мл. — Начнём, не теряя времени на разные удивления.

Пожалуй, действительно, пока мы удивляемся, раскрываем рот, расширяем глаза, показываем пальцем на Марту или Марка-Филиппа, время стремительно летит, а Эльзе становится хуже, вот уже она никого не видит — так опухли глаза.

— Если у пострадавшего аллергия на пиратов, нужно удалить от неё всех пиратов, — продолжал Боря. — Предлагаю покинуть здание маяка добровольно. Со своей стороны могу гарантировать молчание и неразглашение тайны вашего местопребывания.

Но никто не пошевелился. Может быть, его просто не поняли. В минуты, когда что-то угрожало больному, студент Капоряк то путал слова, то говорил слишком длинными и малочеловеческими фразами. Теперь, видимо, настало время для казённой речи.

— Повторяю, — громче сказал он, — всем пиратам выйти из помещения!

И снова никто не тронулся, только Эльзе стало ещё хуже, сыпь по всему телу не просто покраснела, а стала ярко-алой.

— Всем пира… — снова заговорил Капоряк, но тут волк Кулик-Сорока завыл на луну. Все поняли, что хотел сказать Борис, но никто его не услышал. Зато Эльза как будто вздохнула свободнее (ей к тому времени стало трудно дышать, это тоже от аллергии).

— Больше не говори этого слова, — сказала мама Эльзы, — на него у неё тоже аллергия, не видишь? А ты брось свои словечки, которым научился от Трёхдневной Щетины и его компашки. Твоей сестре плохо. — Это относилось, конечно, уже к Марку-Филиппу.

После шторма корабль совсем сбился с курса. Глаза у моряков стали пустыми и ничего вокруг своего корабля не замечали. И только капитанские глаза вдруг прояснились, засверкали, рот растянулся в улыбке, и он вышел проветриться на воздух.

— Слушай мою команду сюда! — Капитан решил покомандовать. Он не занимался этим с самого начала морского путешествия. Вот что делает свежий воздух, обогащённый послештормовым озоном. Попробуйте прогуляться после шторма или хотя бы после дождя — может быть, и в вас проснутся давно утерянные желания. — Мы возвращаемся домой!

Капитан ждал ликования, восторгов, да хотя бы простой радости, но матросы стояли, а взгляды их блуждали по палубе, горизонту, небу и морю.

— А ну, займитесь работой, товарищи моряки!

Это тоже не очень-то помогло. Люди по-прежнему стояли, глаза так же бегали. Капитан задумался, молча взял щётку и принялся драить палубу. Обычно драение палубы помогает думать (и это тоже можете проверить сами). Глаза моряков переключились с чаек на уборщика. Потом он стал в одиночку ставить паруса. Первым не выдержал и начал помогать штурман, а через три минуты вся команда делала привычную работу — вела корабль по курсу.

— Слушай мою команду сюда! — снова крикнул капитан. Он чуть сдерживал улыбку, едва не смеялся от радости. Моряки столпились вокруг него. — Наш ценный груз пропал! — чуть не подпрыгивал от счастья капитан. — Но это ничего! Мы всё равно нарушили все сроки поставки! Мы! Идём! Домой!

Вот когда начались долгожданные ликование, восторг и радость! Моряки подхватили своего капитана на руки, сделали три круга по палубе и вдруг бросили его в море. Потом дружно крикнули:

— Человек за бортом! — и попрыгали в воду. На корабле остался только рыжий Эдвин. Хоть он и был старым приморским волком, но не все корабельные традиции были ему знакомы.

Матросы выбрались из воды и забегали по всему кораблю, наводя порядок. Давно на «Антонии и Сладкой Н.» не блестел так якорь, не была такой чистой палуба! В два счёта всё встало на свои места, а сами матросы нарядились в парадную форму — по данным капитана, до дому они доберутся не позже чем через каких-то семь часов! Нужно было ещё приготовить подарки своим родным — у кока в кармане оказались семена необычных растений, которые он собрал на чужих берегах, первый помощник капитана соскрёб с якоря налипшие лишние ракушки. Штурман вымел из шлюпки чужеземный песок и положил его в футляр от компаса — что это должно было означать, непонятно. Один матрос снял кроссовку прямо с ноги Эдвина — на память. А вперёдсмотрящий забрался на мачту и начал фотографировать чаек — он каждый раз привозил своей маме их фотопортреты. Остальные ограничились тем, что привели себя в порядок, почистили зубы, вымыли за ушами.