Сердцевина граната - Наталия Ломовская

Обычно в таких случаях она погружалась в себя… Но могла уйти и из дома. Я это допускаю.

– Почему? – заинтересовался Кленов. – Почему допускаете?

И получил, чего хотел. Идиотский ответ на идиотский вопрос:

– Я гадала на картах. Кире выпала дальняя дорога.

– И все? – уточнил Кленов.

– Нет, – вступила мамаша. – Она уже уходила из дома один раз. Ей было двенадцать.

– Как это произошло?

Следователь Кленов, как тебе рассказать об этом? Девочка пришла из школы. Элитный лицей, где пахнет цветами и детской радостью. Но и туда Александра отдала дочь неохотно, скрепя сердце, хотя сознавала, что не права, и Галина говорила о том же. Тот памятный разговор можно было бы назвать ссорой, слишком громкий разговор состоялся между двумя сестрами, старшей и младшей.

– Я заменила тебе мать, да! Я тебя вырастила и, слава богу, вырастила нормальным человеком! А ты хочешь сделать из девочки домашнего зверька, плюшевую кошечку!

– У Киры плохое здоровье! Если с ней что-то случится – как дальше жить? Мы же будем винить себя в этом! Пусть занимается дома, мы можем себе это позволить.

– Ты хочешь всю жизнь носить ее на руках? Она не поблагодарит тебя за это потом. Ей нужно привыкать к людям, она и так дикарка, она даже не умеет разговаривать с посторонним человеком! Ей нужно завести друзей!

Кира все-таки пошла в школу. В дорогой лицей, прославленный, впрочем, не ценами за обучение, а внимательным отношением ко всем ученикам. У Киры появилась подруга, некрасивая толстощекая девочка со скобками на передних зубах, дочь известной и невыносимо вульгарной поп-дивы. Впрочем, достоинства и недостатки матери вряд ли могли сказаться на воспитании дочери. Дива давно уже проживала в Лондоне с очередным мужем, а дочка росла в Петербурге у родителей своего отца. Молодой режиссер, первый, стартовый супруг дивы, обрел популярность только после смерти – те пять картин, что он снял, ерзая в узких штанишках бюджета, внезапно оказались раздерганы на цитаты и кадры, о них писали и говорили. Для девочки Наташи отец давно стал только тенью на белой стене, узнаваемым силуэтом в ядовитом свечении экрана, его участие в Наташиной жизни было подразумеваемо и соизмеримо с тем участием, которое принимает в нашей жизни хороший фильм, или книга, или берущая за душу песня. Все же у нее был отец, она знала его имя. А Кира своего отца не знала. Она носила фамилию матери, даже отчество было дано ей взаймы. Два или три раза она спросила мать – кто ее отец? Где он? Но мать отделывалась сказками – крошечную девочку, удивительно красивую, нашли в сердцевине цветка лилии, она появилась на свет благодаря волшебству. Но этого волшебства Кира не смогла предъявить своей подруге – отлично осведомленной внучке врачей. В двенадцать лет самой увлекательной сказкой кажется жизнь. Время новых сказок приходит позже, вместе с усталостью от жизни. И Кира ушла из школы, откуда ее через час должна была забрать Галина, ушла, оставив сумку с книгами и тетрадями.

– Я чуть с ума не сошла. Она вернулась домой поздно вечером. Сказала, что гуляла, что была в кино. Думала о жизни. Так и сказала…

– Вот видите! – следователь обрадовался чересчур уж явно. – В двенадцать лет убегают из школы в кино – на полдня. В двадцать лет прогулки могут быть чуть дольше… Но мы ее найдем. Может быть, какой-то намек отыщется в личных вещах? Какие-то визитные карточки, записные книжки? Мы с вами вместе посмотрим…

В комнате Киры пахло духами и молодостью. Здесь жила молодая девушка, почти ребенок, в отделке преобладали бело-голубые тона, – огромный белый медведь на голубом покрывале, белая вязаная шаль на спинке стула, невинно-распутные белые домашние туфельки, отороченные голубым пухом.

Хозяйки не стали мешать Кленову осматриваться – беседовали за дверью, в холле. Следователь уже знал, что домашнее хозяйство вела старшая – никакая домработница, никакая приходящая помощница не переступала порога этого дома. А жаль. Прислуга часто владеет чужими тайнами и охотно ими делится. Но нет, так нет. В комнате Киры не прибирались с момента ее исчезновения. Это правильно. Да и раньше она, по словам Галины, неохотно пускала домашних в светелку. Предпочитала наводить порядок сама.

Главных сюрпризов Кленов ожидал от огромного секретера, похожего на спящего бегемота. Три ящика, и в каждом может храниться маленькая тайна, которая позволит успокоить несчастную мать и успокоиться следователю. Помимо антикварного бегемота, в комнате стояли кровать, гардероб, туалетный столик с зеркалом и еще какой-то стул-недомерок.

Гардероб был забит одеждой. Ряды платьев, блузок, юбок… Кленов присвистнул. Все оттенки белого! Белый снег, белые лилии, белая кость… Кира Морозова была помешана на белом цвете и ничего другого не носила. Стиль в одежде тоже выдерживала – никаких брюк, никакого мини. Длинные, струящиеся или узкие, облегающие платья. Туфли – тут же, в ряд на специальных полочках – классические лодочки с более или менее высоким каблуком или без каблука вовсе. Ни шпилек, ни платформ.

Осмотр туалетного столика ничего не дал. Обычные косметические причиндалы – тоники какие-то, дезодоранты, кремы. Внимание Кленова привлек огромный флакон белого стекла, увенчанный словно бы фигурой ангела или бабочки – кружевные крылья из серебряной проволоки клубились вокруг субтильного тельца неведомого создания. Запах свежести, запах озона после летней грозы, запах разваленного пополам спело-розового арбуза… И еще повеяло страстью – словно рядом с Евгением Эдуардовичем в комнате находилась обнаженная, полная желания и нежности женщина. Кленов даже обернулся – настолько сильной была навеянная запахом фантазия. На духах – этикетка. Крошечная, серебряная. И надпись, одно-единственное слово «Кира». Именные духи? И пониже – «Марк». Что такое «Марк»? Где-то он слышал это название. Очевидно, парфюмерная фирма. Бывшая жена бы с ходу определила, что за Марк такой, это она захлебывалась от счастья, повторяя: «Ланком, Каран, Шанель». Так и «Марк», верно, из той же оперы.

Стройный дуэт голосов в холле не умолкал. Кленов открыл дверь.

– Это что? – поинтересовался он у Александры Леонидовны, сунув ей в вялую руку флакон.

– Не знаю… Духи, наверное, – растерялась она.

– Да я сам вижу, что духи! Они принадлежали вашей пропавшей дочери?

– Очевидно, да, если стоят у нее в комнате, – вступила Галина Леонидовна.

– И она все время пользовалась этими духами?

Александра осторожно понюхала флакон, точно там мог быть нашатырь или серная кислота.

– Может быть, последнее время. Раньше я их не видела. Кира могла купить их совсем недавно. Видите, флакон едва почат, значит…

– Ладно, – прекратил пустой разговор Кленов и снова сунулся в комнату. Духи он на столик не вернул. Прихватил с собой. Они ему понадобятся. Чутье подсказывало – это зацепка, ниточка, это звено цепи, которая приведет его к беглянке.

Им начал овладевать азарт, знакомый любому следователю – азарт ищейки, идущей по следу. Запах духов, название которых Кленов смог прочитать самостоятельно, остался с ним, повис на кончиках пальцев. Душа Киры, ее ароматная сущность была теперь близка ему, он чувствовал ее, как чувствуют приближение грозы или разнос у начальства.