Участь Эшеров - Роберт МакКаммон

Джонатан Стрэйндж «Ночь – не для нас», «Стэнфорд Хаус», 1978

Выходя из авиалайнера «Дельта» на терминал аэропорта, расположенного семью милями южнее Эшвилла, Рикс увидел в группе встречающих Эдвина Бодейна. Высокого, ростом в шесть футов, аристократически худого, Эдвина было трудно не заметить. Он по-детски улыбнулся и кинулся обнять Рикса, который не преминул заметить, как изменилось лицо Эдвина, когда тот обнаружил, как сильно постарел Рикс за последний год.

– Мастер Рикс, мастер Рикс! – приговаривал Эдвин. Он говорил с южным, исполненным достоинства акцентом. – Вы выглядите…

– Как мороженое в жару. Но ты, Эдвин, выглядишь великолепно. Как поживает Кэсс?

– Как всегда – отлично. Боюсь только, с годами становится сварливой.

– Он попытался забрать у Рикса сумку с одеждой, но тот только отмахнулся.

– У вас есть еще багаж?

– Только чемодан. Я не думаю оставаться здесь долго.

Они получили багаж и вышли на улицу. Был прекрасный октябрьский день, солнечный и свежий. У тротуара стоял новенький лимузин, каштановый «Линкольн Континенталь» с затемненными окнами, непроницаемыми для солнца. Не одни только лошади были страстью Эшеров. Рикс погрузил багаж в обширный багажник и сел на переднее сиденье, не считая нужным отделяться от Эдвина плексигласом. Эдвин надел темные очки, и они тронулись, направляясь из аэропорта к Голубым горам.

Эдвин всегда напоминал Риксу Ичабода Крэйна – персонаж из его любимого рассказа Вашингтона Ирвинга «Легенда сонной лощины». Как бы хорошо на нем ни сидела его серая спортивная куртка, ее рукава всегда были коротки. Про его нос, похожий на клюв, Бун говорил, что на него можно вешать шляпу. На квадратном лице с мягкими морщинами светились добрые серо-голубые глаза. Под черной шоферской кепкой был высокий лоб, увенчанный хрупкой шапкой белых волос. Его большие уши, истинный шедевр плоти, опять вызывали ассоциации с бедным школьным учителем из рассказа Ирвинга. Хотя ему было уже далеко за шестьдесят, в его глазах застыло мечтательное выражение ребенка, который очень хочет сбежать с цирком. Он был рожден чтобы служить Эшерам и продолжил древнюю традицию Бодейнов, всегда бывших доверенными лицами у патриархов рода Эшеров. В серой спортивной куртке с блестящими серебряными пуговицами и с серебряной головой льва, эмблемой Эшеров, на нагрудном кармане, в темных, тщательно выглаженных брюках, в черном галстуке и с оксфордской заколкой, Эдвин с головы до пят выглядел мажордомом имения Эшеров.

Рикс знал, что за этой комичной физиономией скрывается острый ум, способный организовать все что угодно, от простых домашних дел до банкета на двести персон. Эдвин и Кэсс командовали маленькой армией горничных, прачек, садовников, конюхов и поваров, хотя готовить для семьи Кэсс предпочитала сама. Они подчинялись только Уолену Эшеру.

– Мастер Рикс, мастер Рикс! – повторял Эдвин, смакуя эти слова. – Так хорошо, что вы опять приехали домой! – Он слегка нахмурился и умерил свой энтузиазм. – Конечно… Жаль, что вы вынуждены возвращаться при таких обстоятельствах.

– Теперь мой дом в Атланте. – Рикс понял, что оправдывается. – Я вижу, автомобиль новый. Только три тысячи миль на спидометре.

– Мистер Эшер выписал его месяц назад. Он тогда еще мог передвигаться. Сейчас он прикован к постели. Естественно, у него личная сиделка. Миссис Паула Рейнольдс из Эшвилла.

Каштановый лимузин скользил по Эшвиллу, минуя табачные лавки, банки и лотки торговцев. Прямо за северо-восточной границей города стояло большое бетонное сооружение, напоминающее бункер и занимающее почти двенадцать акров дорогой земли. Оно было окружено унылой бетонной оградой с колючей проволокой наверху. Окнами служили горизонтальные щели, напоминающие бойницы, которые были расположены эквидистантно, начиная с крыши. Автостоянка, переполненная машинами, занимала еще три акра. На фасаде здания черными металлическими буквами было написано «Эшер армаментс», а под этими буквами помельче «Основана в 1841». Это было самое уродливое здание из всех, какие приходилось видеть Риксу. И каждый раз оно казалось еще более отвратительным.

Старик Хадсон мог бы гордиться, думал Рикс. Торговля порохом и снарядами превратилась в четыре завода, носящие имя Эшеров, выпускающие оружие и боеприпасы: в Эшвилле, в Вашингтоне, в Сан-Диего и в Бельгии, в Брюсселе. «Дело», как это называлось в семье, поставляло в течение более ста пятидесяти лет ружейный порох, огнестрельное оружие, динамит, пластиковые бомбы и современные системы оружия для самых богатых покупателей. «Дело» создало Эшерленд и сделало имя Эшеров – имя творцов смерти – известным и уважаемым. Рикс не мог представить, сколько убитых их оружием приходилось на каждый из тридцати тысяч акров Эшерленда, сколько людей, разорванных на куски, приходилось на каждый темный камень Лоджии.

Когда Рикс почти семь лет назад покинул Эшерленд, он сказал себе, что никогда не вернется. Для него Эшерленд был полон крови, и даже ребенком он ощущал кровавое присутствие смерти в его диких лесах, в вычурном Гейтхаузе и в безумной Лоджии. Хотя его угнетало собственное кровавое наследство, за эти годы его не раз посещали воспоминания об Эшерленде. Как будто что-то внутри его было не завершено и Эшерленд звал его назад, нашептывая обещания. Он несколько раз возвращался, но лишь на день или два. Мать и отец оставались такими же далекими, чужими и бесстрастными, как и всегда, брат тоже не менялся и оставался прежним чопорным задирой, а сестра делала все, что могла, чтобы избегать реальности.

Они оставили здание позади и свернули на широкое, уходящее в горы шоссе. Рикса приветствовал эффектный пейзаж: крутые холмы и ковры лесной травы пылали сочными багряно-красными, пурпурными и золотыми тонами. Под безоблачным голубым небом развернулась панорама крови и огня.

– Как восприняла это мама? – спросил Рикс.

– Старается вести себя точно так же. Иногда лучше, иногда хуже. Вы же знаете ее, Рикс. Она жила в совершенном мире так долго, что не может принять происходящее.

– Я думал, что он поправится. Ты же знаешь, какой он сильный и какой упрямый. Кто этот доктор, которого ты упоминал по телефону?

– Доктор Джон Фрэнсис. Мистер Эшер вызвал его из Бостона. Он специалист по клеточным аномалиям.

– Папа… сильно страдает?

Эдвин не ответил, но Рикс понял. Агония, которую переживал Уолен Эшер, была последней стадией «недуга Эшеров». По сравнению с ней приступы Рикса были просто слабой головной болью.

Эдвин свернул с главного шоссе на узкую, но хорошо ухоженную дорогу. Впереди был перекресток, от которого уходили три дороги: на Рэйнбоу, на Тэйлорвилль и на Фокстон. Они поехали на восток, в сторону Фокстона, городка с населением около двух тысяч человек, в основном фермеров, принадлежавшего вместе с окрестными полями семье Эшеров на протяжении пяти поколений.

Лимузин скользил по улицам Фокстона. Благосостояние города неуклонно росло, и Рикс заметил изменения, произошедшие с тех пор, как он был тут в последний раз. Кафе «Широкий лист» переехало в новый кирпичный дом. Появилось современное здание Каролинского банка. Палатка императорского театра предлагала билеты за двойную, по случаю Дня всех святых, цену на фильмы ужасов Орлона Кронстина. Но старый Фокстон тоже продолжал существовать. Двое пожилых фермеров в соломенных шляпах сидели на скамейке перед магазином скобяных изделий и загорали. Мимо проехал побитый пикап, груженный табачными листьями. Группа мужчин, праздно стоявших возле магазина, обернулась и стала разглядывать проезжающий лимузин, и Рикс заметил в их глазах тлеющие угольки негодования. Они быстро отвернулись. Рикс знал, что когда они заговорят об Эшерах, их голоса, возможно, понизятся до шепота. Понизятся от страха, что сказанное ими о старике Уолене будет услышано за густым лесом и горным хребтом, разделяющими Фокстон и Эшерленд.