Тайная жена моего мужа - Амелия Борн

головой яростно. - В настоящей семье люди честны друг с другом. Они не скрывают такие вещи! Я же тебе верила, понимаешь? Верила! Никогда не лезла в твои телефоны, документы, вещи… А чем ты на это ответил? Ты же нас с Ромой оставил буквально без всего!

Он нахмурился:

- Что ты имеешь в виду?

- Эта твоя Инга приходила сюда, чтобы посмотреть квартиру. Которая, как она заявила, принадлежит ей. Квартира, которую мы купили, продав мою собственную!

Его лицо снова сделалось отстраненным, чужим. Не своим голосом он спросил:

- Ты меня считаешь… вот таким? Способным так с вами поступить?

С моих губ сорвался горький, резкий смешок.

- Я, как выяснилось, вообще не знаю, кто ты такой. Может, у тебя вообще гарем? И еще сотня дурочек продали свои квартиры и где-то сидят сейчас без всего, зато радостно воображая себя твоими женами?

Его лицо исказилось, перекосилось. Внутри меня все отчаянно болело, билось, умирало. Мне хотелось очень простой вещи: чтобы он нормально все объяснил. Чтобы убедил, что мы с Ромой в его жизни - не какое-то пустое место…

Но вместо этого он отвернулся к двери, коротко сказав:

- Вряд ли у нас сейчас получится нормальный диалог…

По моим венам пробежал холодок. Удивляясь собственной решимости, я отчеканила:

- Или ты все объяснишь сейчас же или выходишь в эту дверь и встретимся мы в следующий раз уже только в суде. Выбирай.

Глава 8

Яков застыл.

Я видела, как напряглась его спина, как руки сжались в кулаки, выдавая то ли раздражение, то ли решимость.

Он развернулся ко мне: медленно, как-то механически, словно и не живой вовсе.

- Ты же несерьезно это? - уточнил севшим, ставшим вдруг незнакомо-скрипучим голосом.

Я жадно глотнула воздух полной грудью, пытаясь унять беспорядочно скачущие мысли.

- А ты - серьезно? - парировала в ответ и кончик языка едва не щипало от горечи, которой было не скрыть, да я и не пыталась. - Выясняется внезапно, что у тебя есть так называемая законная жена, которая претендует на нашу квартиру, а ты не считаешь нужным ничего объяснить и собираешься вот так просто, спокойно уйти?!

- Я просто не хочу ругаться.

- Тогда надо было давно уже все рассказать! А сейчас не ругаться - уже не выйдет! Ты же как минимум обманул меня, и бог знает, что еще там у тебя на уме на самом деле!

Яков открыл было рот, чтобы что-то ответить, но в этот момент дверь распахнулась и в проеме показалась лохматая черноволосая макушка сына.

- Вы чего кричите? - спросил он обеспокоенно.

Я заметила, как Ромка крепко прижимает к себе неизменный планшет, словно тот сейчас был его спасением и ориентиром в этой ситуации, когда между родителями происходило что-то странное, ранее ему непривычное.

Яков нашелся с ответом первым.

- Просто поспорили, что вам стоит взять с собой в поездку, - солгал спокойно и меня неожиданно замутило.

Как же ловко у него это, оказывается, выходило! Вот и мне он так же врал много лет подряд, называя женой, говоря, что у нас настоящая семья…

Я отвернулась, начиная для вида что-то искать в шкафу.

- Да, все хорошо, сынок, - проговорила, надеясь, что голос не выдаст. - Иди к себе.

Некоторое время еще чувствовала: сын неловко мнется на пороге, явно до конца не веря тому, в чем его пытались убедить. Но вот дверь скрипнула, тихо притворившись, и я с прерывистым вдохом обернулась к мужу.

- Кстати, о поездке. Ты для этого нас пытался сбагрить в Турцию? Чтобы тут… со своей этой Ингой встречаться? Или чем там еще ты намеревался с ней заниматься?

Я говорила быстро, зло, резко, каждым словом желая задеть, ранить, зацепить. И вместе с тем, в глубине души отчаянно желая, чтобы он возразил, переубедил, поспорил…

Но раньше, чем изо рта Якова вырвалось хоть слово, я уже заметила его взгляд. Неловкий, стыдливый, виноватый…

- Карин, ну ты что говоришь такое? - откликнулся вяло, словно и сам до конца не был уверен в том, что нужно возражать.

- А что еще мне говорить? Что думать? Тем более, что ты не торопишься что-либо объяснять!

Я изо всех сил старалась не переходить на крик, чтобы не пугать сына, но нотки истерики порой еще прорывались, выдавая волнами набегавшее на душу отчаяние.

Яков шагнул к кровати, упал на нее, точно разом лишившись всех сил, и, закрыв лицо руками, отчего голос его зазвучал глухо, проговорил:

- Не знаю, с чего начать… просто… спрашивай. Что хочешь…

- Ты жил с нами обеими? Спал одновременно?

Он резко вскинулся:

- Нет, конечно! Карин, ну ради всего святого, я же каждую ночь дома был, нигде не задерживался…

- …и старательно прятал паспорт, - закончила за него, не скрывая сарказма.

- Я боялся.

- Но так ведь невозможно прожить всю жизнь, скрывая такие вещи! А если бы с тобой что-то случилось?! Ты об этом подумал?! С чем бы мы с Ромой остались?!

Он мотнул головой, как оглушенный выстрелом медведь, твердо возразил:

- Я о вас позаботился…

- Пока я вижу, что все совсем наоборот. Ладно… и что, ты с ней виделся вообще за эти годы? Кроме того раза, когда солгал мне, что поехал на срочную встречу якобы с поставщиком!

Он вновь виновато опустил голову, ответил - как показалось, вполне честно:

- В основном только говорил по телефону.

Я сделала глубокий вдох, пытаясь уложить в голове всю полученную новую информацию. Но ее по-прежнему было мало. И ничего из сказанного не объясняло главного…

- Раз ты с ней не был… - проговорила, зачем-то тщательно подбирая каждое слово, словно от верно подобранной формулировки зависела моя жизнь, - то почему не развелся? Почему не признался мне в том, что женат?

И снова - чувство вины, что пропитало собой, кажется, весь его облик. Черты лица, сгорбленная поза, нервно сцепленные руки - во всем этом считалась мука и… понимание неизбежности, суть которой была известна сейчас лишь ему одному.

- Поначалу мы расстались лишь на время… не окончательно, - начал он говорить, и с первых же его слов мне вдруг стало подспудно ясно, что именно я услышу дальше…

* * *

Девять лет назад

Он едва передвигал ноги.

После ночной смены они казались непослушными, неподъемными, как две огромные гири, словно