Смелая - Роуз Макгоуэн

Наверное, первый раз, когда я увидела что-то сексуальное, произошел в спальне моей мамы и Лоуренса. Я даже не поняла, что происходило, когда вдруг в меня кинули башмак. Это было мое знакомство с сексом. Башмак в голову.

Как оказалось, мой жуткий новый искусственный папа приставал к собственной дочери Мэри. Мы узнали об этом годы спустя, когда она храбро выдвинула против него обвинения. Я всегда инстинктивно чувствовала, что нечто идет совершенно неправильно. Мэри, которой было около четырнадцати лет в то время, и я были вынуждены принимать ванну вместе, пока Лоуренс следил за нами. Недавняя встреча с ней, вызвала тревогу. Я знала, что, что-то не так и спрятала свои чувства как могла. Мы обе сжались в комок и отвернулись друг от друга.

По всей видимости, Лоуренс любил блондинок, и слава Богу, что я росла темноволосой. Но я видела, как он смотрел на мою белокурую сестру Дейзи. Иногда она шла по коридору, а я видела, как он встанет и идет за ней. Я вставала у него на пути и получала по лицу. Что ж, я бы поместилась у него в животе, мне было всего десять. Как-то раз я плюнула в него и попала прямо на губы. Он меня избил, и я проглотила это. Будь я проклята, если бы позволила ему что-нибудь сделать с Дейзи. Я считаю то, что я ее защитила, одним из главных своих достижений.

Но я так много могла сделать, чтобы защитить своих сестер и братьей в тот период. Я сделала все возможное. Моему младшему брату, Робби, было три с половиной, такой милый и такой симпатичный. Он ехал на своем большом трехколесном велосипеде по улице и по какой-то причине взбесил Лоуренса. Лоуренс вышел, взял ветки шиповника и избил моего младшего брата, пока у того не потекла кровь по спине и заду. Лоуренс заставил своего сына и дочь держать крепко у дома и принуждал меня смотреть в окно, на то, как он бьет моего брата. Я его ненавидела.

Лоуренс находил разнообразные болезненные способы разозлить меня. Он знал, что я терпеть не могла одно слово, и он повторял его мне в лицо до тех пор, пока я не набрасывалась на него, так что у него появлялся повод отлупить меня пряжкой ремня. Теперь я смотрю на десятилетних и думаю, Господи, они такие маленькие. Я была маленькой.

Лоуренс подслушивал мой еженедельный телефонный разговор с отцом, чтобы убедиться, что мы не рассказываем о происходящем. Он также следил за почтовым ящиком, так что мы не могли отправить никаких писем о помощи. Меня сводило с ума, что этот никчемный человек имел власть и контроль надо мной. Ладно уж избиения, но затыкать меня было его любимым делом и тем, что я ненавидела больше всего. Он наказывал меня, не позволяя мне говорить в течение месяца. Мне не разрешали произнести ни слова. Я чувствовала себя обделенной. С тех пор мой голос крали много раз, но тогда это было особенно обидно, потому что происходило буквально. Я понятия не имею, что я сделала, чтобы меня лишили речи; зная меня, это, вероятно, было для того, чтобы я не отвечала. Во время еды я смотрела через стол на маму, умоляя ее глазами вмешаться, но делать было нечего. Право иметь голос и быть услышанным относится к одним из основных прав человека, и негодование установило некую закономерность в моей жизни.

Через некоторое время моя мама пыталась порвать с ним, много раз. Она говорила, что все кончено, что он ушел навсегда, во мне зарождалась надежда, но он возвращался. Однажды ночью он приехал в своем пикапе с дробовиком, угрожая убить мою маму. Я спряталась в кузове грузовика и, когда увидела ее бегущую, закричала предупреждение: «Он заходит налево, он идет справа, направо!» Наконец после этого она порвала с ним навсегда. Насильственные отношения – это не шутка, и очень трудно сбежать, но она это сделала.

Позже моя мать узнала, что он делал ужасные вещи со всеми другими женщинами до нее и после нее. Он каждый раз избегал суда, играя в систему. Он даже избежал обвинения в растлении. Копы любили его. Он все время выходил сухим из воды. Никто не слушал. В конце концов, Лоуренс похитил подругу сына и изнасиловал ее в трех штатах в кабине своего грузовика, держа ее на прицеле дробовика. Он был наконец-то арестован и приговорен к тюремному заключению. Я надеюсь, что он мертв. Я надеюсь, кто-то пронзил его сердце колом.

Я думаю о том, как много детей подвергаются насилию, и как душераздирающе то, что им никто не помогает. И таким образом порождается все больше насилия. Я не знаю, где дети Лоуренса сегодня. Бедная Мэри. Я надеюсь, что бедная девочка все еще жива, и я надеюсь, что с ней все в порядке. Я надеюсь, ее и ее братьев и сестер не совсем уничтожили.

Я помню, как думала в юности, Как это возможно, что женщины могут быть такими доверчивыми? Они просто игнорируют реальность и верят в то, во что хотят верить. Я думаю, женщины в общем, и моя мама точно, купились на сказку о том, что их спасет мужчина. Я думаю, для девочек мало что изменилось. Нам все также продают этот товар. Мне пришлось отказаться от него, потому что позже я попалась на крючок насильственных отношений.

Нам нужно посмотреть, почему так много женщин считают, что мужчина собирается спасти нас. Это не из-за очевидности спасения. Я не видела много парней на белых жеребцах, скачущих в дома одиноких женщин. На самом деле, я видела, как большинство женщин сами садятся на чертова жеребца. Просто общество, в котором доминируют мужчины, затягивает нас, не замечая, что мы, женщины, занимаемся спасением. Мы сами белые жеребцы, и мы не должны ждать никого, кроме себя.

Хотя у меня случались отношения с мужчинами, которые вели себя, как ужасные звери, часть меня верила, что могучий самец придет и сделает мою жизнь проще. На самом деле, они обычно усложняли ее. Хотя разумом я знала, что это неправда, чувство глубоко внутри меня говорило, что я плохая, а мужчины имели каким-то образом превосходство. Я была плохой, потому что искушала. Я была плохой, потому что вызывала желание привязаться ко мне. Лоуренс был действительно психопат, наверное, первый настоящий психопат, которого я встретила. Я бы продолжала встречаться с другими, но он заразил меня своими спорами. Существует прямая связь между моими отношениями с отцом и Лоуренсом, а позже моими отношениями с мужчинами на всю мою оставшуюся жизнь.

Все думают, что Орегон полон миролюбивых хиппи. Не людей, с которыми я была рядом. У них были угнанные грузовики с большими колесами и стойками для оружия в задних окнах. Там мертвые олени свисали вниз головой практически с каждого навеса, кровь стекала в ведро. Я никогда не была в более веселом-порочном месте, чем Орегон. Я знаю, что у многих отношения с Орегоном сложились иначе, и я рада за них, просто это был не мой опыт.

Там у людей была сильная реакция на меня. Они меняли маршрут, чтобы сказать мне, что я странная и отвратительная. Я помню встречу с матерью в универмаге Фред Мейер – ей, должно быть, было около тридцати, взрослая женщина, которая оттолкнула от меня свою маленькую девочку, когда я улыбнулась ей, назвав меня мерзкой уродиной. Ее дочь расплакалась. Я решила пойти посмотреть, что такого страшного она увидела. Я была уродлива? Я пошла в туалет и уставилась в зеркало. Глаза были на месте, нос – тоже. Я не понимала, в чем дело. У меня была короткая стрижка, но что в этом плохого?