Наказание жилищем. Жилищная политика в СССР как средство управления людьми. 1917-1937 - Марк Меерович

В начале июля 1921 года в связи с тяжелой жилищной ситуацией, вызванной массовым разрушением жилого фонда, с одной стороны, и необходимостью предоставить место жительства постоянно расширяющемуся аппарату партийных и советских учреждений — с другой, принимается решение о «чистке» Домов Совета от «посторонних» лиц, с целью оставить в них лишь работников с большим революционным и служебным стажем[80]. Из Домов Совета в двухнедельный срок выселяются все те, кто к этому времени утратил связь с советским и партийным аппаратом — военнослужащие распущенной Роты охраны; партийные и советские работники, ушедшие со службы, в том числе и в связи с поступлением на учебу; лица, утратившие членство в партии и т. д.[81] Список лиц, подлежащих выселению к концу июля 1921 года, например, по I Дому Совета содержал 75 человек (с которыми проживали подчас и члены их семей)[82].

Отели Совета принципиально мало чем отличались от Домов Совета. I Отель Совета в Петрограде охватывал три дома, расположенных по улице Троицкой, № 4 и Владимирскому переулку и обслуживал 300 человек «общественных и партийных работников на постоянной основе» и 3 тысячи на временной — командированных[83], делегатов[84], спортсменов[85], экскурсантов[86] и т. п.

Для того чтобы снять тяготы повседневного быта с плеч ответственных советских и партийных работников, необходимо наличие специального хозяйственно-административного аппарата, способного обеспечивать нужды обитателей Домов и Отелей Совета[87]. Такой аппарат нужно даже не столько создавать заново, сколько сохранить, поскольку каждая гостиница до революции им располагала — содержала широкий штат обслуги. Так, «Националь», «Метрополь», «Континенталь» и прочие гостиницы, построенные в конце XIX — начале XX века, включали не только апартаменты, но и роскошные рестораны, кинотеатры, музыкальные салоны, зимние сады. Все это вместе с поварами, горничными, прачками и другим персоналом было предоставлено в пользование новых постояльцев, разумеется, бесплатно.

Персонал I Дома Совета на 15 ноября 1921 года состоял, например, из 76 человек, в том числе: комиссар — 1; счетовод — 4; завхоз — 1; машинист — 1; паспортистка — 1; кассир — 1; телефонистка — 5; кочегар — 6; уборщица — 12; буфетчица — 7; поломойка — 6; лифтер — 5; кипятилыцик — 2; бельевщик — 3; извозчик — 2; заведующий конной базой — 1; дворник — 2; пильщик — 1; дровонос — 1; чернорабочий — 3; столяр — 1; маляр — 1; слесарь — 1; водопроводчик — 1; электромонтажник — 1; мальчик при конторе — 1; дежурный ключник — 3 и другие[88]. Штат I Отеля Петросовета на этот же период состоял из 31 человека[89], штат III Дома Совета на 1 октября 1921 года состоял из 22 человек[90]. Персонал Дома ночлега № VI насчитывал на 30 октября 1920 года 10 служащих[91].

С 1923 года некоторым гостиницам возвращается их прежнее предназначение — 12 сентября 1923 года выходит Декрет ВЦИК и СНК «Об освобождении 36 гостиниц города Москвы от постоянных жильцов»[92] — «с целью создания в г. Москве специального фонда жилой площади для обслуживания лиц, приезжающих в Москву по делам на короткие сроки ...»[93] А выселяемые из Домов и Отелей Совета чиновники партийно-правительственного аппарата начинают получать отдельные квартиры в коммуналках, которые расселяются, превращаясь опять в отдельные квартиры на одну семью. В Петрограде расселение больших коммунальных квартир начинается в конце 1922 — начале 1923 года[94]. В итоге, уже в первой четверти 1930-х годов признаком принадлежности к классу власть имущих, признаком высокого материального и социального положения, признаком причастности к партийно-советской верхушке становится индивидуальная квартира. Но для массы населения основной формой быта на долгие годы остается квартира коммунальная.

Создавая коммунальное жилище во всех его видах — бытовые коммуны рабочих казарм, общежития, дома-коммуны, квартиры покомнатно-посемейного заселения и прочее, власть решает, прежде всего, задачу формирования производственных коллективов, включенность в которые препятствовала бы текучести рабочей силы. Предполагается, что эти коллективы — «трудо-бытовые коммуны» будут не только спаяны трудовой дисциплиной, но еще и связаны узами совместного проживания. Эти коллективы по замыслу власти и призваны составлять костяк рабочей массы, своеобразные единицы производительных сил нового общества, являющие собой особый тип производственных отношений. В них за счет тесного переплетения производственных процессов с бытовыми должен формироваться такой вид коллективного объединения людей, в котором за счет «прозрачности» жизни предметом каждодневных бытовых разговоров и обсуждений становятся трудовые дела. В них производственные отношения корректируются благодаря соседским связей, и наоборот, стимулом трудовых достижений является положение в повседневной жизни. Дружеские связи и лидерские роли перетекают из жилой среды в трудовую и обратно; производственные и бытовые реалии оказываются взаимоопосредованными за счет единства коллективно-трудовых и коллективно-бытовых отношений.

В идеале, по замыслу власти, все городское население страны (и рабочие, и служащие)[95] должно было быть собрано в такие коммуны. Одно показательное историческое свидетельство: «Чрезвычайно похожие на бараки, новые магнитогорские «коммуналки» представляли собой ряд комнат, иногда, но не всегда разделенных дверью. (...) В нашем доме одна общая кухня на 80 квартир, там постоянно спорят о том, кто живет лучше, кто лучше варит сталь, кто хуже живет, кто хуже варит сталь», — говорил один житель Магнитогорска[96].