Грешник Шимас - Шахразада

— Ладно… Идем! Идем, племянник, я знаю нужного человека! За такой груз он заплатит…

— Погоди! — Выглянувший на его крики хозяин лавчонки поднял руку. — Подожди! Быть может, тебе нет нужды идти дальше. Корабль, готов спорить, старый, шелк, думаю, промок в дырявом трюме, специи сопрели, но все же…

Шир-Али остановился, презрительно глянув на него через плечо:

— Что-о? Это ты-то говоришь о покупке? Да где тебе взять сто тысяч динаров? Откуда, в самом деле?

— А кто говорит о ста тысячах динаров? Это болтовня дураков… и все же не будем спешить. Поистине, сам Аллах послал вас ко мне. Войдите внутрь.

— Кто тут говорит об Аллахе? — отпрянул Шир-Али. — Какие у нас могут быть дела с тобой? Нам некогда тратить время попусту! Галера должна быть продана до наступления ночи — так могу ли я тратить драгоценное время на пустую болтовню?

Шимас столь полно перевоплотился в сбежавшего раба, что не замечал ни давным-давно севшего солнца, ни прохлады, которой тянуло от реки. Он был там, в Кадисе, вместе с волшебно перевоплотившимся Шир-Али и Селимом…

После долгих споров и многих пререканий лжекупцы все же позволили проводить себя в лавку и уселись на подушках, скрестив ноги, причем Шир-Али все время протестовал против такой пустой траты времени. Несколько раз он вскакивал — и лишь затем, чтобы его с поклонами усадили. Хозяин лавчонки, представившийся Бар-Аддином, внимательно читал список грузов, все время бормоча и считая на пальцах. Гости пили поданное хозяином вино и ждали.

Лавка выглядела скромно, даже бедно, однако в любом городе невозможно долго ходить по улицам и не знать, что вокруг происходит. Существует лига нищих, и чего они не знают, того не знает никто. Вскоре купец вызвал мальчишку и спешно послал его куда-то, и буквально через несколько минут тот вернулся с двумя длиннобородыми стариками. Склонив головы друг к другу, они изучали список, споря и протестуя.

Шир-Али вдруг поднялся на ноги:

— Хватит! Довольно!

Беглецы были уже у двери, когда Бар-Аддин остановил их:

— Проводите нас на корабль. Если все обстоит так, как вы говорите, мы покупаем.

— И корабль тоже?

— И корабль.

Итак, теперь он стал совсем иным Шимасом — Шимасом-беглецом. Но и Шимасом-богатеем. Новая личина оказалась на диво удобной: можно было позволить себе не соблюдать педантично всех обычаев, ибо откуда о них всех знать альбионцу? Можно было позволить себе вольность-другую, ибо почему богатей не может себе позволить лишнего?

Путь из Кадиса в Кордову с деньгами стал удивительно простым и приятным. Во всяком случае, в воображении Шимаса. Оставалась малость — стать в великой Кордове одним из тех иноземцев, о которых говорят вполголоса, о которых шепчутся, прознав о новой выходке, о которых думают звездными ночами, мечтая о несбыточной любви.

И для этого надо было учиться. Учиться везде, всегда и всему, словно ты школяр, впервые ступивший на порог класса. И здесь ни слухи, ни даже самое пылкое воображение помочь не могли — раньше или позже все равно стало бы ясно, насколько глубоки знания.

Так и не решив, какой из ученых школ отдать предпочтение, Шимас начал с самого простого — он избрал библиотеку, в которой проводил дни от восхода и почти до полуночи. Мир распахивался перед юношей все шире. И с каждым днем он понимал, что времени не так уж много, ибо барон, конечно, не будет сидеть на месте, ожидая, как от удара сапога Шимаса распахнется дверь его опочивальни. Следовало учиться, но не только прилежно, но еще и быстро. На первое место Шимас решил поставить медицину и военную тактику, но, кроме них, также изучал и искусство мореплавания, историю, философию, алхимию и ботанику.

Ключ к успеху в полуденных странах тогда был, однако, не в этих познаниях. Приверженец Аллаха всесильного по природе поэт. Его язык полон поэзии и чудесных звуков настолько, что даже государственные документы пишутся в поэтической форме, а поэты-импровизаторы становятся самыми почитаемыми и нужными людьми.

Среди прочего наслаждался Шимас и великим трудом «Кабус-Намэ» — поистине всеобъемлющим наставлением по поведению в обществе, ведению хозяйства, служению господину, мудрым правилам правления, воспитания наследников и еще многим столь же нужным для принца мелочам. Одна из глав излагала советы по стихосложению. Не ведомо, много ли выгоды удалось извлечь сыну принца гурганского из отцовских советов, но Шимасу удалось. Принц умер за сто лет до его рождения, а может, и еще раньше, но его советы были как нельзя кстати и посейчас.

Мало-помалу юноша изучил пути, коими мог покинуть Кордову, чтобы направиться на полуночь и полудень, закат и восход. Иногда, представляя себя беглецом, скрывающимся рабом, Шимас проводил целые часы неподалеку от городских ворот. Так он узнал часы закрытия и даже разведал, какие из стражников строги и неподкупны, а какие, напротив, несут службу спустя рукава. Время от времени он распивал бутылочку с теми, кто был к этому склонен, ибо большинство приверженцев Аллаха вина не пьют. Иногда заглядывал в низкопробные кабаки, заводя знакомство с фиглярами, жонглерами, бродячими певцами и даже с ворами. Слушал сказочников на базарах, прикидывая, что и это может когда-нибудь пригодиться. Упражнялся в игре на лютне и то тут, то там опускал в чью-нибудь руку монету или покупал что-то съестное.

Постепенно этим людям стало известно, что высокий широкоплечий юноша — тот самый беглый альбионец, который по незнанию попал в плен, но затем одолел своего пленителя, продав его галеру и все, что успел этот неумелый торговец живым товаром награбить по дороге в Кадис. Не брезговал Шимас и слухами — ведь даже в самых глупых все же зачастую может содержаться зерно истины. Он убедился, что его враг по-прежнему жив, наводит ужас на всю округу, да еще и имеет наглость хвалиться тем, что изгнал «этих вонючих собак Абд-Алишеров из Арморики».

Когда Шимас впервые услышал это, он не просто вышел из себя — он вскочил, опрокинул тяжелую лавку и с трудом сдержался от крика. И без того ученые мужи и студиозусы, сидевшие неподалеку, одарили его более чем недовольными взглядами. Да, следовало спешить… Однако все же так, чтобы не бросить на полдороге ни один из важных курсов наук. Да и сами книги… О, это были подлинные сокровища, расставаться с которыми было поистине больно. Роскошно иллюстрированные, переплетенные в доски из ароматической древесины, обтянутые тисненой, украшенной самоцветами кожей… Написанные на древесной коре, на пальмовых листьях, на бамбуке или на тонких деревянных дощечках, на кожах животных, на кости, на тонких табличках из меди, бронзы, сурьмы, глины, на полотне и шелке…

В библиотеке Шимас встретил ученых, которые читали на санскрите, на языках пали и харушти и даже на древнекашмирском письменном языке — сарада. Но попадались тексты на языках, которых прочитать не мог никто, — копии записей с островов Крит и Тера, из далеких этрусских развалин… Иногда юноша мечтал о том дне, когда, вернувшись из Арморики, вновь окунется в прекрасный мир потаенного знания, но в этот раз не уйдет, пока не раскроет все тайны забытых языков.