Грешник Шимас - Шахразада

День за днем он буквально закапывался в работу. И вскоре стало заметно, сколь далеко эти ученые занятия продвинулись вперед. Однако говорить о том, что Шимас постиг все науки, было бы и смешно, и глупо. Но… Но все же он чувствовал себя не зеленым студиозусом, а серьезным ученым, доискивающимся разгадок самостоятельно, без подсказок надменных учителей. Да и знания эти, юноша чувствовал, не выветрятся у него из головы через час после ответа на экзамене.

Чем больше Шимас узнавал, тем больше убеждался, что ему повезло жить в необыкновенное, поистине удивительное время. И чувствовал: если бы не его миссия, он бы посвятил себя изучению своего мира и своего неповторимого времени. В силу рождения юноша был равно далек от постулатов разных верований, предпочитая рассчитывать лишь на собственные силы и разум. Однако не замечать очевидного не мог и он. Наступало время, когда из всех вероучений наибольшим уважением в мире после христианства стал пользоваться ислам, называвший Аллаха всесильного и всевидящего единственным богом. Никогда прежде ни одна идея не сообщала миру столь мощного толчка к территориальным завоеваниям и к развитию культуры, как религия, которую дал миру Мухаммед, погонщик верблюдов из Мекки. Христианство — другая великая движущая сила этого неповторимого времени, — за тысячу лет распространило свое учение только на несколько стран Западной Европы.

С другой же стороны, на протяжении всего лишь ста лет, прошедших после смерти Мухаммеда, магометане пронесли меч ислама от Узкого океана, который называли Атлантическим, до Индийского и собрали под своей рукой одновременно большую часть Испании, часть Южной Франции, остров Сицилию, всю Полуночную Африку и Черную Землю Кемет, всю Аравию, Святую Землю — Палестину, — Армению, Персию, Афганистан и почти треть огромного Хинда. Вера распространилась столь далеко, сколь не смог пройти даже Искендер Двурогий.

Магометане приходили с мечом, но сохраняли и поддерживали все лучшее, что находили в покоренных странах. Многое, что пришло на закат из арабской науки, на самом деле было создано умами евреев, персов, греков, народов самого сердца огромной Азии и берберов, но эта наука расцвела под покровительством приверженцев Аллаха всевидящего, побуждаемая их горячим воодушевлением. В этом мире ученый был желанным гостем везде, он мог преодолеть даже тысячи фарсахов — и в каждом городе его приветствовал султан, бей или эмир, ему преподносили дары, его чествовали, сопровождали, развлекали и, самое главное, — внимательно слушали.

Конечно, кое-где уже появлялись признаки перемен. То тут, то там к власти приходили правители невежественные или жестокие, и интересы их не имели ничего общего с распространением знаний. За блеском магометанского величия все яснее проглядывали признаки упадка… Но, как бы то ни было, в течение более чем пяти веков именно магометане несли миру свет просвещения.

Лихорадочное стремление к открытиям охватило мир: из старых библиотек и книжных лавок растаскивали книги, люди углублялись в неизведанное, ставили опыты, испытывали новое. Ничего подобного не происходило раньше на памяти людской. Афинские греки думали, рассуждали и спорили, но исламские ученые ставили опыты, испытывали и исследовали, а не только рассуждали. Новые идеи их не пугали, и звезды в пустынях были удивительно близки. Их корабли, вместе с чинийскими и индийскими, превратили Индийский океан в столь же оживленное место, каким давно уже было Серединное море. Арабские суда плавали в Чину и страну Сер, в Малакку, на Суматру, Борнео и Яву. Их вероучение распространялось на островах, о которых в полуночных странах и не слыхивали, а там, куда приходила их вера, вслед за ней появлялась и торговля.

Пилигримы, совершавшие хадж — паломничество в Мекку, — приносили с собой путевые заметки, и записи эти помогали расширять знания об окружающем мире. В большинстве своем книги в библиотеках имели кожаные переплеты и были переписаны на бумаге хорошего качества вручную весьма образованными копиистами. Небольшие и не очень тяжелые — они словно сами просились в руки. Листать их было подлинным удовольствием, а переписывать — настоящей честью.

Должно быть, звезды были к Шимасу расположены, ибо не прошло и двух десятков дней, как о нем заговорили, сначала его соседи по библиотеке, потом усердные копиисты, которым он частенько задавал вопросы, свидетельствующие о подлинной жажде знаний. Потом, как раз накануне великой субботы, к нему обратился высокий и статный старик, кади великой Кордовы.

— Говорят, юноша, что ты настоящий географ?

— Географ? — От неожиданности Шимас проглотил приличествующее случаю приветствие.

Говоря по чести, он с трудом вообще открыл рот — ибо кади Кордовы был сам Аверроэс — великий ученый, чье имя останется в веках.

— Ну конечно, притом географ, сам плававший и к Зеленой Земле, и еще далее на полуночь. В отличие от тех географов, которые не в силах отличить полуночь от полудня, ибо странствуют лишь по скверным портоланам или картам, о происхождении которых нельзя сказать ни одного доброго слова. Тот же Пири Рейс из Порто…

Тут Аверроэс умолк, не желая, видно, чернить братьев по цеху. Шимас задумался.

«Географ? Мне ли претендовать на это гордое звание? Как бы меня ни называли, я один знаю всю обширность своего невежества. Правда, я прочитал больше книг по землеописанию и изучил больше карт, записей и лоций, чем большинство сидящих рядом со мной… Действительно, мне довелось поплавать по морям, неизвестным магометанам, и все же я вопиюще невежествен в столь многих вопросах, которые просто необходимо знать!..»

Да, слова «неизвестные моря» лишали юношу покоя задолго до того, как он впервые ступил на борт рыбацкой шхуны. С начала времен люди уходили далеко в море и часто оставляли рассказы о своих странствиях, однако как много оставалось недосказанным! Зов новых горизонтов быстро находит отклик в сердце каждого странника.

Шимас знал, что в Венетии сохранились легенды о плаваниях к дальним землям, неясные, туманные повествования о нависающих утесах и обрушивающихся волнах, о храмах, золоте и чужеземных городах. Юлий Цезарь писал в своих «Комментариях о Галльской войне» о больших кораблях с дубовым корпусом и кожаными парусами, но ничего не знал ни о портах, которые они посещали, ни о привозимых ими чужеземных товарах. Должно быть, записи о самых дальних их плаваниях хранились в погибших великих библиотеках Тира, Карфагена или Александрии.

Заговорившись, Шимас и Аверроэс удалились в глубину сада рядом с библиотекой. Многие именитые посетители оглядывались им вслед, ибо кади был высоким сановником и известным ученым. А эти двое, столь разные, неспешно беседовали о географии, медицине и звездах. Шимас, расхрабрившись, даже рассказывал о лекарствах, применяемых народами полуночи, и о целебных травах, тайну которых поведал ему дед, один из друидов, служителей тайного знания, быть может, даже последний из них.

Одной этой прогулки было достаточно, чтобы Шимас обеспечил свое будущее в прекрасной Кордове, да что там, во всей полуденной Испании, но для него самым главным было осознание того, что он, простой скиталец, принят как равный самим Аверроэсом.