Свадебное платье жениха - Пьер Леметр

— Нет, три…

— Ну так сколько — одну, две, три?

— Блок.

— Точно?

— Не цепляйтесь ко мне! И зажигалку.

— Какую?

— Все равно, любую!

Она нервно хватает блок, роется в карманах, достает деньги, руки у нее так трясутся, что все падает на стопку журналов у прилавка. Она бросает взгляд назад, потом по сторонам, подбирая купюры по пятьдесят евро, рассовывает их по всем карманам, нет, так нельзя, Софи, так совсем нельзя. Какая-то парочка ее разглядывает. А рядом смущенный толстяк пытается отвести глаза, делая вид, что смотрит в другую сторону.

Она вышла из табачного магазинчика с блоком сигарет под мышкой. Взгляд упал на красные буквы плаката, призывающего остерегаться карманников… Что теперь делать? Дай она себе волю, заорала бы во все горло, но тут на нее нахлынуло очень странное, почти успокаивающее чувство, которое ей предстояло еще не раз испытать, — так в самой сердцевине великих детских страхов из глубины тоски и ужаса всплывает зыбкая, но неколебимая уверенность, что все вокруг не такое уж настоящее, что по ту сторону страхов существует защита, и там, в непонятном далеке, нечто неизвестное оберегает вас… Образ отца возник на краткое мгновение и исчез.

Волшебство защитного рефлекса.

В глубине души Софи прекрасно понимает, что это совершенно ребяческая попытка обрести спокойствие, и только.

Надо найти туалет, привести в порядок волосы и мысли, сложить и убрать деньги, решить, куда она едет, каков ее план, — вот что надо делать. И прикурить сигарету, немедленно.

Она надорвала упаковку блока, три пачки упали на землю. Софи подняла их, положила куртку и блок на чемодан, кроме одной пачки, которую тут же распечатала. Вытянула сигарету, прикурила. Волна блаженства омыла живот. Первая секунда счастья за целую вечность. Почти сразу же волна докатилась до головы. Она прикрыла глаза, чтобы собраться с мыслями, и через несколько мгновений ей стало лучше. Вот так, две-три минуты на сигарету, и словно мир и покой вернулись. Она курила, зажмурившись. После чего затушила сигарету, запихнула блок в чемодан и направилась к кафе напротив перрона, откуда отходили поезда.

Над ней «Голубой поезд»[1]с огромной полукруглой лестницей, а за его стеклянными дверями — залы с головокружительными потолками, белые скатерти на столах, ресторанный гомон, серебряные приборы, пошлые фрески на стенах. Однажды они были здесь с Венсаном, давным-давно… Все это так далеко.

Она заметила свободный столик на террасе под тентом. Заказала кофе, спросила, где туалет. Оставлять здесь чемодан не хотелось. Но не потащишь же его в туалет… Она огляделась вокруг. Справа одна женщина, слева другая. В таких случаях женщины — самое надежное. Та, что справа, приблизительно ее возраста; курит сигарету, листая журнал. Софи выбрала ту, что слева, постарше, пополнее, более уверенную в себе; она жестом указала на чемодан, но на лице ее отражались столь противоречивые чувства, что она и сама не знала, правильно ли ее поняли. Однако взгляд женщины вроде бы означал: «Ступайте, я здесь». Легкая улыбка, первая за тысячелетия. Что до улыбки, то здесь тоже лучше иметь дело с женщинами. Она не прикоснулась к кофе. Спустилась по ступенькам, не пожелала взглянуть на свое отражение в зеркале, направившись прямиком в кабинку, закрыла дверь, спустила джинсы и трусики, уселась, уперлась локтями в колени и заплакала.

На выходе из кабинки в зеркале ее встретило собственное лицо. Опустошенное. С ума сойти, до какой степени она чувствовала себя старой и потасканной. Помыла руки, смочила лоб. Ну и усталость… Подняться обратно, выпить кофе, выкурить сигарету и подумать. Не впадать больше в панику, теперь уже вести себя осмотрительно, все анализировать. Легко сказать.

Она поднялась по лестнице обратно. Вышла на террасу, и перед ней мгновенно предстала катастрофа во всем своем размахе. Чемодан исчез, женщина тоже. Софи взревела: «Черт!» — и принялась яростно быть кулаком по столу. Чашка с кофе опрокинулась, разбилась, все взгляды обратились на нее. Она повернулась ко второй женщине, той, что сидела за столиком справа. И в ту же секунду, по едва уловимому признаку, по тени во взгляде поняла, что та все видела, но не стала вмешиваться, и слова не сказала, и бровью не повела, ничего.

— Вы, разумеется, ничего не видели!..

Женщине под тридцать, она вся какая-то серая с головы до пят, лицо грустное. Софи подходит ближе. Утирает слезы тыльной стороной ладони.

— Ты ничего не видела, стерва!

И дает ей пощечину. Крики, официант кидается к ним, женщина держится за щеку и молча плачет. Все сгрудились вокруг, чтобы узнать, что происходит, и вот Софи уже в центре циклона, официант хватает ее за руки и кричит: «Успокойтесь, или я позову полицию!» Она высвобождается движением плеч и пускается бежать, официант орет, бежит за ней, толпа за ними, десять метров, двадцать метров, она не знает, куда дальше, рука официанта властно опускается на ее плечо.

— Заплатите за кофе! — рыкает он.

Она оборачивается. Тот возбужденно смотрит на нее. Их взгляды сталкиваются — схватка характеров. Он мужчина. Софи чувствует, что свою победу он не упустит, вон как распалился. Она достает пресловутый конверт, в котором только крупные купюры, пачки сигарет падают, она их подбирает, вокруг собралась толпа, она глубоко дышит, шмыгая носом, снова пытается утереть слезы тыльной стороной ладони, достает купюру в пятьдесят евро, сует ее официанту. Они стоят посреди вокзала, вокруг — кольцо зевак и пассажиров, привлеченных происшествием. Официант сует руку в карман фартука, чтобы выдать сдачу, и по намеренной медлительности его движений Софи чувствует, что он переживает минуту своей славы. Он тянет и тянет до бесконечности, не обращая внимания на окружающих, полностью сосредоточенный, как если бы публики не существовало, а он пребывал в своей естественной роли — роли невозмутимой власти. Софи чувствует, что ее нервы на пределе. Руки зудят. Кажется, вокруг них собрался весь вокзал. Официант скрупулезно отсчитывает сдачу с пятидесяти, выкладывая каждую банкноту и каждую монету на ее дрожащую протянутую ладонь. Софи видит только его седеющую макушку с капельками пота у корней редких волос. Ее мутит.

Софи берет сдачу, поворачивается и проходит сквозь толпу зевак, совершенно потерянная.

Идет. Ей кажется, что она спотыкается, но нет, шагает прямо, просто смертельно устала. Рядом голос:

— Помочь, что ли?

Звук низкий, глухой.

Софи оборачивается. Господи, какое убожество. Рядом с ней пьянчужка, жалкий до невозможности, бомж с большой буквы.

— Нет, все нормально, спасибо… — бросает она.