Праздник, который всегда с тобой - Эрнест Хемингуэй

У книготорговцев на набережной иногда можно было почти даромкупить только что вышедшие дешевые американские книги. Над рестораном«Серебряная башня» в те времена сдавалось несколько комнат, и те, кто ихснимал, получали в ресторане скидку; а если они оставляли какие-нибудь книги,valet de chambre[11] сбывал их букинистке на набережной, и вы могли купить их унее за несколько франков. Она не питала доверия к книгам на английском языке,платила за них гроши и старалась поскорее их продать с любой даже самойнебольшой прибылью.

— А есть среди них хорошие? — как-то спросила она меня,когда мы подружились.

— Иногда попадаются.

— А как это узнать?

— Я узнаю, когда читаю.

— Все-таки это дело рискованное. Да и так ли уж много людейчитает по-английски?

— Ну, тогда откладывайте их и показывайте мне. — Нет,откладывать их я не могу. Вы ведь не каждый день ходите этим путем. Иногда васподолгу не видно. Нет, я должна продавать их, как только представится случай.Ведь они все-таки чего-то стоят. Если бы они ничего не стоили, мне б ни за чтоих не продать.

— А как вы определяете ценную французскую книгу? — Ну,прежде всего проверяю, есть ли в ней иллюстрации. Затем смотрю на качествоиллюстраций. Большое значение имеет и переплет. Если книга хорошая, владелецобязательно переплетет ее как следует. Английские книги тоже в переплетах, но вплохих. О таких книгах очень трудно судить. От этого лотка около «Серебрянойбашни» и до набережной Великих Августинцев букинисты не торговали английскими иамериканскими книгами. Зато дальше, включая набережную Вольтера, было несколькобукинистов, торговавших книгами, купленными у служащих отелей с левого берегаСены, в частности, отеля «Вольтер», где, как правило, останавливались богатыелюди. Как-то я спросил у другой букинистки-тоже моей хорошей приятельницы, —случалось ли ей покупать книги у самих владельцев?

— Нет, — ответила она. — Это все брошенные книги. Потому-тоони ничего и не стоят.

— Их дарят друзьям, чтобы они не скучали на пароходе.

— Возможно, — сказала она. — Наверно, их немало остается напароходах. — Да, — сказал я. — Команда их не выбрасывает, книги отдают впереплет и составляют из них судовые библиотечки.

— Это очень разумно, — ответила она. — Во всяком случае, этокниги в хороших переплетах. А такая книга уже имеет ценность. Я отправлялсягулять по набережным, когда кончал писать или когда мне нужно было подумать.Мне легче думалось, когда я гулял, или был чем-то занят, или наблюдал, какдругие занимаются делом, в котором знают толк. Нижний конец острова Ситэпереходит у Нового моста, где стоит статуя Генриха IV, в узкую стрелку, похожуюна острый нос корабля, и там у самой воды разбит небольшой парк с чудеснымикаштанами, огромными и развесистыми, а быстрины и глубокие заводи, которыеобразует здесь Сена, представляют собой превосходные места для рыбной ловли. Полестнице можно спуститься в парк и наблюдать за рыболовами, которые устроилисьздесь и под большим мостом. Рыбные места менялись в зависимости от уровня водыв реке, и рыболовы пользовались складными бамбуковыми удочками, но с оченьтонкой леской, легкой снастью и поплавками из гусиных перьев; они искусноподкармливали рыбу в том месте, где ловили. Им всегда удавалось что-нибудьпоймать, и часто на крючок попадалась отличная, похожая на плотву рыба, которуюназывают goujon. Зажаренная целиком, она просто объедение, и я мог съестьполную тарелку. Мясо ее очень нежно и на вкус приятнее даже свежих сардин исовсем не отдает жиром, и мы съедали рыбу прямо с костями. Лучше всего ееготовили в открытом речном ресторанчике в Нижнем Медоне, куда мы обычно ездилипроветриться, когда у нас бывали деньги. Он назывался «Чудесная рыбалка», и внем подавали отличное белое вино типа мюскаде. Здесь все было как в рассказахМо-пассана, а вид на реку точно такой, как на картинах Сис-лея. Конечно, чтобыпоесть goujon, не нужно было ездить так далеко. На острове Сен-Луи готовилиотличную friture[12] Я знал кое-кого из тех, кто удил в самых рыбных местахСены, между островами Сен-Луи и площадью Верт-Галант, и иногда, в ясные дни, япокупал литр вина, хлеб и колбасу, садился на солнышке, читал только чтокупленную книгу и наблюдал за рыбной ловлей.

Авторы путевых очерков любят изображать парижских рыболововтак, словно это одержимые, у которых рыба никогда не клюет, но на самом делеэто занятие вполне серьезное и даже выгодное. Большинство рыболовов жило наскромную пенсию, еще не подозревая, что инфляция превратит ее в ничто, но былии заядлые любители, проводившие на реке все свободное время. В Шарантоне, где вСену впадает Марна, и за городом рыбалка была лучше, но и в самом Париже можнобыло неплохо порыбачить. Сам я не удил, потому что у меня не было снасти, и япредпочитал откладывать деньги, чтобы поехать удить рыбу в Испанию. Кроме того,я сам точно не знал, когда закончу работу или когда буду в отъезде, и поэтомуне хотел связывать себя рыбной ловлей, заниматься которой можно только вопределенные часы. Но я внимательно следил за рыболовами, и мне всегда былоприятно сознавать, что я разбираюсь во всех тонкостях, а мысль о том, что дажев этом большом городе люди удят рыбу не для забавы и улов приносят домой дляfriture, доставляла мне радость. Рыболовы и оживленная река, красавицы баржи сих особой жизнью на борту, буксиры с трубами, которые откидывались, чтобы незадеть мосты, и тянущаяся за буксиром вереница барж, величественные вязы наодетых в камень берегах, платаны и кое-где тополя, — я никогда не чувствовал себяодиноким у реки. Когда в городе так много деревьев, кажется, что весна вот-вотпридет, что в одно прекрасное утро ее неожиданно принесет теплый ночной ветер.Иногда холодные проливные дожди заставляли ее отступить, и казалось, что онаникогда не вернется и что из твоей жизни выпадает целое время года. Это былиединственные по-настоящему тоскливые дни в Париже, потому что все в такие дниказалось фальшивым. Осенью с тоской миришься. Каждый год в тебе что-то умирает,когда с деревьев опадают листья, а голые ветки беззащитно качаются на ветру вхолодном зимнем свете. Но ты знаешь, что весна обязательно придет, так же какты уверен, что замерзшая река снова освободится ото льда. Но когда холодныедожди льют не переставая и убивают весну, кажется, будто ни за что загубленамолодая жизнь.

Впрочем, в ту пору весна в конце концов всегда наступала, нобыло страшно, что она могла и не прийти.