Конец света - Андрей Лебедев

Кабы не Вова Ходяков, не видать бы более Лехе Старцеву своего Ульяновска.

В тот памятный день ротный взял с собой двоих лейтенантов взводных да прапорщика дядю Колю — старшину ротного, да трех «дедов» — дембелей, что понадежней, да и на двух бээмдэшках[1]сразу в соседний аул. Ротный носом чуял, где своего солдатика искать. И опоздай ребята на пять минут — все! Хана, кранты!! Увели бы уже Леху в горы, а там — ищи-свищи.

Духов этих с Лехой уже в самом начале тропы на выходе из аула перехватили. Ротный двоих сам из эсвэдэшки[2]уложил, а третьего дядя Коля одиночным из дэшэка[3]с брони.

Лехе потом ротный сам морду бил.

Леха и не обижался, хотя морду-то надо было прапорщику Консерве начистить.

Ротный Лехе морду-то бил и приговаривал:

— Скажи спасибо земеле своему, Ходякову, кабы не он, учил бы ты уже на завтра суры из Корана как миленький! И пять раз в день намаз… А так вот — православным комсомольцем остался.

* * *

Вообще, половина смертей в Афгане, половина потерь, если не больше, по глупости происходила. Либо по глупости командиров, либо по беспечности самих военнослужащих.

А в тот раз сложение факторов риска произошло. И начальник был дурак, дурацкий приказ отдал, и Лешка беспечность проявил…

Были у них в батальоне две собаки приблудные, натуральные дворняги. Сундук и Шлюха. Леха в Афган ехал, думал, тут афганские борзые возле каждого столбика ногу задирают, а почти полгода отслужил и ни одной афганской борзой не видел. А те дворняги, что возле кухни в их батальоне все крутились, были такими же дворнягами, как и в Ульяновске на Тутях… Ничем не отличались.

Пацаны собак любили. Шлюха беременная была — пузо толстое, еле задние лапы враскорячку передвигала, должна была вот-вот ощениться. Ну и задавила Шлюху водовозка — цистерна на ЗИЛе сто тридцать первом, что им на кухню воду с базы привозила. Шофер, ефрейтор-пацан из автобата, совсем не виноват был, но прапор Михальский, начпрод батальонный, ефрейтору по шее накостылял-таки, а Шлюху хоронить-закапывать Лешку Старцева послал — он как раз в наряде был.

Да и закопали бы ее, родимую, подле кухни, внутри охраняемого периметра, так нет! Обязательно Михальскому, или, как его пацаны между собой прозвали, Консерве приспичило, чтоб собаку его схоронили на горке за КТП.

Взял Леха саперную лопатку, автомат на плечо, а на другое плечо черный мешок полиэтиленовый, в котором Шлюха дохлая была, — и побрел за горку.

Пацаны на КТП еще подивились — на хрена за горку топать, зарыл бы тут, и все дела, так нет!

А потом случилось так, что пацанов на КТП через час сменили, прапор Консерва с попутной вертушкой в это же время в Баграм улетел по своим продовольственным делишкам — консервы, мука, сухари, тушенка, сгущенка… А про то, что час или два часа назад Лешка Старцев на горку пошел с лопаткой и с мешком, все и позабыли.

Только один Вова Ходяков и спохватился: где его друган? Где его земеля?

Поднял шухер, доложили ротному, а тот сразу поиски организовал пропавшего бойца.

И в самое время!

Потому как, опоздай ребята еще на пять минут, не увидал бы Леша Старцев никогда своего Ульяновска!

Грунт на горке тяжелым оказался — сразу ямку и не выроешь.

Леха копал-копал, долбил-долбил… Умаялся.

А потом решил, что просто натаскает камней и сделает поверх трупа Шлюхи некую пирамиду. Легче гору камней натаскать, чем эту твердую землю на пять сантиметров выкопать.

Принялся камни таскать.

Автомат мешал… Леха его рядом с бушлатиком своим положил… Вспотел. Хэбэшку тоже снял, в одном тельнике остался.

Пошел за очередным камнем, возвращается — мама родная! А автомата-то и нет… И только три тени сзади по заходящему солнцу протянулись. Обернулся и камень от страха себе на ногу уронил. Три духа стоят и лыбятся. И скалятся. Пойдем, русский, с нами!

И кабы не Вова Ходяков, который шухер поднял да командиру вовремя доложил, не видать бы более Лехе Старцеву своего Ульяновска.

Ротный двоих лейтенантов взводных с собой взял, да прапорщика дядю Колю — старшину ротного, да трех дедов — дембелей, что понадежней, да и на двух бээмдэшках сразу в соседний аул. Ротный носом чуял, где своего солдатика искать. И опоздай ребята на пять минут — все! Хана, кранты!! Увели бы уже Леху в горы, а там — ищи-свищи.

Духов этих с Лехой уже в самом начале тропы на выходе из аула перехватили. Ротный двоих сам из эсвэдэшки уложил, а третьего дядя Коля одиночным из дэшэка с брони.

Лехе потом ротный сам морду бил.

Леха и не обижался, хотя морду-то надо было прапорщику Консерве начистить.

Ротный Лехе морду-то бил и приговаривал:

— Скажи спасибо земеле своему — Ходякову, кабы не он, учил бы ты уже на завтра суры из Корана, как миленький! И пять раз в день намаз… А так вот — православным комсомольцем остался.

* * *

Старцев навсегда запомнил, кому он обязан жизнью.

А вот тот самый человек, кому он этой жизнью обязан, через месяц пропал.

Похитили его духи.

Выкрали.

И наши грушники рассказывали, что Вова Ходяков принял ислам и стал не Ходяковым, а Ходжахметом.

Сперва — Ахметом, а как хадж в Мекку совершил, так стал уже не простым бойцом, а командиром…

Ходжахмет потом в Чечне против наших воевал.

И в Ираке против американцев.

— Против нас, против меня работает Ходжахмет, — сказал Старцев.

Сказал, как бы ни к кому не обращаясь.

И тут, спохватившись, обернулся к Цугаринову:

— Мельникова, Мельникова нашли?

— Ищем, товарищ генерал, — ответил Цугаринов.

— Ищите, — устало сказал Старцев, — без него как без рук.

* * *

А Мельников искал свою Катюшу.

Ехал искать.

Русские ни на что не годятся.

Аккуратности у них никакой, товар хранить не умеют, деньги считать тоже не умеют. Торговать не умеют… И на что они годятся?

Разве что их девушки в наложницы да в танцовщицы, если с ними еще позаниматься, годятся, да парни молодые для показательных боев без правил — лупить друг дружку до смерти они умеют!

А остальные — только если арыки чистить да поля по весне вспахивать.