Мой личный враг - Татьяна Устинова

Они уставились в чашки, каждый в свою. Бабу Клаву знали всеАлександрины друзья и подруги. Она растила внучку с двух или трех лет, послетого как разошлись ее родители, подкинув ребенка уже очень пожилой свекрови.Она умерла два года назад, и Александра сильно по ней тосковала.

У входа в бар произошло какое-то движение, загремелопрокинутый стул, и Дима взглянул в ту сторону.

— Ка-акие люди! И Победоносцев с ними. Посмотри, Сашка!

Очевидно, только что закончился дневной новостной эфир,потому что в бар ввалилось сразу столько начальства, сколько бывало толькопосле совещаний и каких-нибудь ответственных эфиров. Александра сразу угляделаВику. Яркая среди темных пиджаков — роза в густых зарослях крапивы, — она сиялаухоженным лицом и зубами американского производства. И Андрей тоже был там,будущий босс среди уже состоявшихся боссов — представительный, неторопливый,дорого и модно одетый.

У Александры никогда не хватало денег на шмотки, и Андрей ейв этом вопросе совсем не помогал, но себя одевал с умением и любовью,справедливо полагая, что встречают все-таки по одежке…

Вся компания разместилась за одним большим столом в серединезала, и Андрей с кем-то из «младших» начальников отправился за кофе спирожными, которыми славился этот бар.

Неужели не подойдет?

Очевидно, эта мысль так ясно была написана у Александры налице, что Дима Тимофеев решил: нужно ее срочно чем-то отвлечь.

— Хочешь еще кофейку? А может, сока, а, Сань?

— Что? — как будто очнувшись, спросила Александра иотрицательно покачала головой. — Нет, спасибо. И не делай никаких далеко идущихвыводов, Димка. Просто я никак не могу освоиться с тем, что мой драгоценный мужтак далеко пошел.

— Еще не пошел, — пробормотал Димка, которого раздражалуспех Победоносцева.

— Пошел, пошел, — уверила его Александра. — И далеко. Покрайней мере, гораздо дальше меня.

За столом в центре зала что-то бурно обсуждали, демонстрируяокружающим общий демократизм и почти американскую открытость. Вика хохотала,склонялась к плечу генерального продюсера и что-то шептала ему на ушко, какказалось Александре, завлекательно и нежно. Она была единственной женщиной застолом и держалась превосходно.

— Я пошел, — сказал Димка. — Слышишь, Сань? И перестань,бога ради, таращиться на них. Ты что, маленькая?

— Димка, когда я научусь быть такой же, а? Так же увереннодержаться, не замечать взглядов и чувствовать себя королевой? — Она повернуласьк Димке, и в полумраке бара он увидел у нее в глазах отчаяние.

— Никогда, могу тебя утешить, — грубо ответил Димка. — Этосовершенно не твое. Ты такая, какая есть, и этого достаточно.

В институте они пять лет просидели за соседними столами, чтодавало ему право быть откровенным, не боясь ее обидеть, а съеденные на кухне убабы Клавы борщи делали это право почти законным.

— Ты не о том думаешь, — с нажимом сказал Димка. — Вика доконца жизни будет ехать в золоченой карете и вызывать фею по мобильномутелефону.

Александра усмехнулась.

— И это вовсе не оттого, что она хорошая и умная, а тыглупая и плохая, — продолжал Димка. — Просто бесклассовое общество существовалотолько в воспаленном мозгу вождя мирового пролетариата, да и то недолго,насколько я помню историю. Мы совсем из другого класса, улавливаешь? Мы пойдемдругим путем. Слышишь, Сашка?

Димка прав, думала Александра, сидя поздно ночью вмонтажной. Ничего изменить нельзя. Так уж сложилось, что у Вики Терехиной и ейподобных от рождения есть все, а у нее, Александры Потаповой, только то, чтоона, может быть, заработает, в том числе и в этой монтажной.

Видеоинженер Гоша засыпал за пультом, толку от него не былоникакого, и Александра отпустила его покурить на лестнице и купить в ночномкиоске пару сосисок в тесте. В предвкушении этих сосисок она включила в розеткучайник и, набросив на себя куртку, уселась в кресло.

Ночью в «Останкино» было тихо и холодно, неоновый светразгонял по углам мрак. Все курили прямо в аппаратных, хотя это было запрещено,и днем строгие пожарные в зеленой форме гоняли и штрафовали нарушителей. Ночьзабирала остатки сил. Хотелось лечь под одеяло и ни о чем не думать — ни оработе, ни об Андрее.

Хотя об Андрее подумать следовало бы. Что-то явно неладилось у него с программой — насколько она себе представляла, — но Александруон в свои сложности не посвящал. Что-то где-то буксовало и, естественно,беспокоило его, а она ничем не могла помочь. Она же не Вика Терехина,всесильная, знающая всех и вся и на всех и вся умеющая воздействовать. Онамогла помочь, пока Андрей был слаб и беспомощен, и помогала изо всех сил.

Вспоминая те времена, Александра необыкновенно гордиласьсобой, тогдашней. Все она могла: писала Андрею тексты, учила брать интервью,ездила за него на съемки, когда он болел. И любовь, выросшая из этогонеобычного сотрудничества, казалась незыблемой и вечной, как скала.

Что-то изменилось.

Каким-то его идеалам она перестала соответствовать. Илиникогда и не соответствовала? Ну, конечно, не топ-модель, не знатна и небогата, однако не так уж и плоха, и Андрей для нее — свет в окошке, самыйглавный человек на свете. Со смертью бабы Клавы Александра осталась совсемодна. Андрей тогда просто спас ее от отчаяния и вселенского могильногоодиночества…

И все-таки что-то изменилось.

Предчувствие надвигающейся катастрофы было таким острым, чтоона не могла усидеть в кресле. Откинув куртку, Александра вскочила, уронивстул, на который водрузила было уставшие за день ноги. В пачке, лежащей настоле, сигарет не оказалось, и она полезла в портфель за новой.

Вряд ли он совсем уж ее разлюбил, утешала себя Александра.Утешала и не верила себе. Она ведь всегда догадывалась: если что — он пойдет потрупам, но пребывала в наивной уверенности, что ее труп ко всем остальнымникогда не присоединится.

Она знала, что не годится для той роли, которую Андрей снекоторых пор стал отводить своей жене. Всем ее «достоинствам» предшествуетчастица «не»: не светская львица, знакомств в нужных кругах не имеет, накаблуках больше пяти минут не простоит, бассейн и салон красоты не посещает —на бассейн нет времени, а на салон красоты — денег, Андрей спонсировать ееникогда не стремился.

Александра быстро закурила и выглянула в коридор: ей нехотелось, чтобы видеоинженер застал ее в таком состоянии.

Гоши на горизонте не было.

Александра выбросила сигарету, заварила себе кофе и,обхватив руками тяжелую фарфоровую кружку, натянула куртку чуть ли не наголову. Под курткой было тепло и приятно пахло меховой подкладкой.