Агент - Валерий Большаков

— Значить, ваш-сок-родь[26]— бодро сказал ординарец, — на тайную службу идём?

— Шпионить, Кузьмич, — усмехнулся Авинов. — Будем розоветь, пока не покраснеем!

— А от хрена с морквой! — энергично выразился Елизар, складывая крепкую дулю. — Кхым-кхум…

На улице они разделились — Исаев остался по хозяйству хлопотать, а Кирилл пошагал в город. На задание.

Вертя головой, то и дело щупая нагрудный карман френча, где лежали деньги, Авинов добрался до бывшего Ипподрома, в пору цезарей и базилевсов — древнего ристалища, а ныне обсаженного кипарисами пустыря. Посередине голого поля торчал египетский обелиск времён Тутмоса да «серпантина» — фонтан в виде трёх сплетавшихся змей из позеленевшей бронзы. Давным-давно эллины установили его в Дельфах как памятник победы при Платее. Одну из змеиных голов разбил какой-то там султан, но парочка ещё скалилась.

Авинов внимательно осмотрелся. На Ипподроме он был третьим — в сторонке от древностей турок пёк каштаны на жаровне, а добер молодец в костюмчике не по размеру тёрся возле обелиска, пялясь на каменный столп, помнивший фараонов, и задирал голову так высоко, что слетала шляпа-канотье.

Кирилл, словно подражая ему, обошёл «серпантину», примечая три жирных крестика в рядок. Сердце забилось чаще — это был знак, извещавший посвящённых о том, что явочная квартира на Гранд-рю-де-Пера не «засвечена» и не провалена. Иди спокойно, товарищ Юрковский!

Недобро усмехнувшись, Авинов повернулся к Святой Софии и перекрестился. Собор стоял, словно пышный торт в окружении четырёх свечей-минаретов. «Свечи» таяли, аккуратно разбираемые по кирпичику, и оттого чудилось, будто громадный купол церкви вырастает, ещё выше воздымаясь в небо.

— А от хрена с морквой! — пробормотал Кирилл.

Извилистой улочкой он пошагал к Золотому Рогу. Под ногами его лежал самый край Европы, но вокруг цвела и пахла Азия, дремотный, едва разбуженный Восток. Вон, посреди тротуара присел на корточки худущий, но с огромными усами кафеджи — подаёт кофе в маленькой, с наперсток, чашечке очередному жаждущему — толстяку в феске, занявшему маленькую табуреточку. На подоконниках, за витыми решётками, сидели турецкие проститутки. Завидя белого офицера, они разом оживились, принялись шлёпать себя по голым животам и выкрикивать: «Рус! Рус! Карашо!» А на перекрёстке плясали два дервиша — босые, в длинных халатах и в высоких шапках, они кружились, будто в забытьи, отрешившись от всего земного…

Выйдя на мост, переброшенный через Золотой Рог, Кирилл взял курс на круглую, величественную башню Галаты, что высилась, подобно маяку. Мост оккупировали рыбаки — долгими часами они выстаивали с удочками, как живые памятники терпению, кучкуясь ближе к берегам залива. Видать, недолюбливали середину, где их бдению мешали разводные пролёты.

Подъём к Пере был крут, и Авинов не стал тащиться вверх, отбиваясь от назойливых духанщиков, как в первые дни по прибытии в Константинополь. Он сразу прошёл ко входу в туннель — так здесь называли подземный фуникулёр. Купил билет и занял место в вагончике.

Своды туннеля плавно поползли мимо, сверху вниз, под горку. Так бы всю жизнь — медленно и спокойно возвышаться… Нет же, скачешь, скачешь, как сумасшедший, по грязи, по трупам. В пыли и на жарище, под дождём, в метель…

Выйдя на площади Токатлиан, Кирилл зашагал по Пере. Это был Невский проспект Константинополя, его Бродвей и Елисейские Поля. Здесь, в роскошных номерах отеля «Пера-Палас», проживали адмирал Колчак и генерал Юденич, назначенный главноначальствующим Византийской области. В саду Пти-Шан играла духовая музыка, звякал на поворотах красный трамвайчик, томный голос Вертинского наплывал из кабаре «Чёрная роза»…

Лишь пройдя мимо отеля «Токатлиан», Авинов заметил за собою слежку — и вспотел. За ним шёл давешний пижон в костюмчике, с тросточкой и в шляпе-канотье. На Ипподроме этот типчик не привлёк особого внимания штабс-капитана. Но почему он не насторожился после? Почему-почему… Да потому, что даже и не думал проверяться!

Кирилл плотно сжал губы. Тоже мне, «шпиён» выискался! Срамота… Или это всего лишь совпадение? Просто молодчику с ним по пути. Разве не может быть такого? Может!

Задержавшись у витрины пассажа «Ориенталь», Авинов снял малиновую «фураньку» и пригладил рукою волосы. Зеркальное окно отразило его преследователя — пижон тоже остановился, якобы для того чтобы достать из кармашка верный свой брегет на цепочке и посмотреть, сколько ж там времени натикало.

Та-ак… Значит, всё-таки «хвост»… Ла-адно…

Штабс-капитан надел фуражку, мимоходом козырнув седому полковнику, прогуливавшемуся под ручку с дамой, и перешёл улицу.

Вот и явка — крошечный магазинчик, будто сплюснутый соседними домами. Яркая вывеска извещала, хоть и не совсем грамотно, но крупными буквами: «КАВРЫ».

Переступив порог заведения, Кирилл попал в прохладу и полутьму. Ковры тут были везде — под ногами, на стенах, только что не на потолке. Посреди комнаты сидел, скрестив ноги, старый турок с пышной седою бородой валиком, в затрапезном халате и непременной феске. Наверное, это и был Бехаеттин Шакир. Завидев посетителя, он мигом сварганил чашечку кофе с рахат-лукумом для Авинова.

Штабс-капитан подумал — и тоже сел «по-турецки». Принял кофе, отпил… Хм. Весьма…

— Мне бы хорасанский ковёр, — медленно проговорил Кирилл, — но чтоб узор как на ширазском.

Бехаеттин, если это был он, нисколько не изменился в лице. С прежним безразличием глядя то в пол, то в простенок между парой грязных окошек, турок словно изучал орнамент на бесчисленных коврах.

— А дэнга у бэй-эфенди водится? — измолвил он равнодушно.

Кирилл протянул ему две юспары. Торговец сграбастал монеты и легко поднялся. Шаркая тапками-кавушами, исчез в незаметной двери, раздвинув пыльные ковры. Стало тихо, только с Перы по-прежнему долетал невнятный шум голосов да звяканье трамвая.

Авинов глянул в окошко, засиженное мухами, и встретился взглядом с давешним молодчиком в канотье. Молодчик улыбался.

«Ловушка?..» — мелькнуло у штабс-капитана. Этот тип перекрыл выход… Рука Кирилла непроизвольно сдвинулась, нащупывая любимый парабеллум. Прикосновение к пистолету словно разрядило напряжение. Он всё сделал правильно, в точности как наставлял Визирь. Хм. А если в послании отсутствовало нечто важное? Привычное для красных, как бы само собой разумеющееся и лишь ему одному неведомое? Что тогда? «Что-что… — подумал штабс-капитан. — Опорожню обойму — и уйду. Или не уйду…» «Кысмет», как османы говаривают. Судьба…

Авинов вздрогнул — он так задумался, что не заметил, как появился Бехаеттин. Торговец слегка поклонился и рукою повёл в сторону двери за коврами: пожалуйте, мол.

Кирилл встал, поправил ремень — и нырнул в темень проёма. «Сейчас, как дадут по башке…» — мелькнуло у него. Но нет, всё тихо, зловещие тени не мелькают…