Закон маузера - Валерий Большаков

Газета «Санкт-Петербургские ведомости»:

Москва, Кремль. 14 ноября 1918 года.

В обширной, длинной комнате — зале заседаний Совнаркома — было накурено. На камине «с амурами и психеями», на самом видном месте, висел рукописный плакат, уныло и беспомощно взывавший: «Курить воспрещается!» — однако табачный дым нахально стлался под потолком сплошной сивушной пеленой, медленно кружась вокруг старинной люстры.

За тремя большими столами, сдвинутыми буквою «П» и застеленными тяжёлым зелёным сукном, сидели наркомы.

Их руководящие задницы протирали пухлые сиденья роскошных кресел, белых с позолотой, а в простом плетёном кресле председателя восседал Ленин.

Люстриновый пиджак он повесил на спинку, оставшись в застёгнутой на все пуговицы жилетке, с галстуком в белый горошек, немного не в тон голубой рубашке.

Владимир Ильич не переносил дыма папирос, но сегодня он будто не замечал курящих — не до того было.

Последними порог зала переступили нескладный Дзержинский, топавший огромными, нечищеными сапогами, и Сталин.

В своём обычном френче, Иосиф Виссарионович выглядел подтянутым.

— Все явились? — раздражённо спросил Предсовнаркома.

— Всэ, Владимир Ильич, — сдержанно ответил наркомнац.[2]

Авинов, скромно притулившийся у стенки, наметил улыбочку — акцент у Джугашвили проявлялся в момент волнения.

Стало быть, не так уж спокоен Коба, как хочет казаться.

Кирилл поёрзал на «гостевом» стуле.

К спёртому, прокуренному воздуху он притерпелся, его давила сама кремлёвская атмосфера — угнетающая, душная, опасная.

Пары дней не прошло, как он — агент «Веди 05» — вернулся из Питера, где поднимал рабочий люд против большевиков, в первых рядах штурмуя Смольный.[3]

Там было легко словить шальную пулю, зато опьяняла воля.

Словно ты из затхлого погреба выбрался на свет божий, дышишь и надышаться не можешь свежим воздухом.

И вот опять окунаешься в духоту и смрад…

Марковцы, зачистив град Петров, нынче дают жизни чухонцам,[4] вздумавшим (под крылышком германского орла!) объявить независимой Эстляндскую губернию, а Ревель переиначить в Таллин.

После однополчане на Ригу двинут, на Либаву и Ковно,[5] погонят немаков прочь с Руси Святой…

А ему здесь задыхаться под чужою личиной, во враждебном окружении!

Авинов незаметно вздохнул.

— Начинаем, — буркнул Ленин.

Товарищ Фотиева, ведущая протокол, трудолюбиво заскрипела пером.

— Вам слово, Лев Давидович.

Троцкий, жёлтый от язвенной болезни, обострившейся на нервной почве, привстал кособоко, так, что его тужурка защитного цвета скукожилась.

Подошёл, кривясь и морщась, к карте, висевшей на стене, вяло ткнул пальцем в кружочек, обозначенный «Москва».

— Обстановка на фронтах, товарищи, чрезвычайно серьёзная, — выговорил он дребезжащим голосом. — Северная армия генерала Марушевского, усиленная Марковской дивизией, заняла всю Финляндию, Петроград и Ревель. Северо-Западная армия под командованием генерала Родзянко вышла на угрожающе близкие рубежи, продвинув фронт до линии Псков — Новгород — Петрозаводск…

— Товарищ Югковский сам недавно оттуда, — оживился Владимир Ильич, оборачиваясь к Авинову. — Что скажете?

Кирилл поднялся.

— Полностью согласен с Предреввоенсовета,[6] — твёрдо сказал он. — Войска по Северному фронту могут перемещаться лишь в двух направлениях — по Северной Двине и по железной дороге Архангельск — Вологда. Комфронта Кедров развалил оборону, в результате чего беляки захватили Вологду, угрожая Ярославлю и Рыбинску. Пока, правда, не заметно, чтобы белогвардейцы готовились к наступлению. Думаю, товарищу Троцкому лучше известны причины этого… хм… «стояния».

Лев Давидович кивнул, переводя скрюченный палец к ниточке Волги.

— Причины просты, — ответил он, — белых в Вологде слишком мало для широкого манёвра. — Кашлянув, Предреввоенсовета продолжил: — Волжский корпус Каппеля контролирует Нижний Новгород и Казань. Сибирская армия генерал-майора Пепеляева и Уральская армия атамана Дутова укрепили Восточный фронт, соединяясь флангами с Северным и Южным фронтами. С юга нас подпирают восемь немецких дивизий, путь которым преграждают отряды завесы на западном и южном участках. Хоть у нас с Германией и мир, но поберечься нелишне. Кх-м… Таким образом, РСФСР оказалась в кольце блокады…

— А что за Уралом? — нервно спросил Ильич.

— По-разному, товарищ Ленин, — сверкнул пенсне Троцкий. — В Омске эсерами создано Временное Сибирское правительство, у них своя армия в несколько десятков тысяч штыков, однако власть «временных» не простирается дальше узкой полосы Великого Сибирского пути.[7] А за обочиной железной дороги, в тайге орудуют красные партизаны, верные большевистской идее. Хотя, надо признать, они разрозненны. В Средней Азии держатся Семиреченский и Закаспийский фронты.